Он не сразу понял, что конкретно изображено на бумаге. Множество эскизов в самых разных ракурсах. А когда понял… рисунки и подписи к ним…
Он не сразу понял, что конкретно изображено на бумаге. Множество эскизов в самых разных ракурсах. А когда понял… рисунки и подписи к ним…
Амоа лишь на мгновение прикрыл глаза, желая стереть из памяти увиденное.
Амоа лишь на мгновение прикрыл глаза, желая стереть из памяти увиденное.
– Не нравится? Ты же так хотел, что же не смотришь? – буквально пропела Киара.
– Не нравится? Ты же так хотел, что же не смотришь? – буквально пропела Киара.
Он сделал несколько шагов к ней.
Он сделал несколько шагов к ней.
Он был отвратителен сам себе. Ужас, сковавший внутренности, поселился в самой глубине сознания. Это его вина. Все те нарисованные нерожденные дети – на его совести.
Он был отвратителен сам себе. Ужас, сковавший внутренности, поселился в самой глубине сознания. Это его вина. Все те нарисованные нерожденные дети – на его совести.
Слова застряли в горле. Амоа просто молча стоял рядом с Каей, боясь поймать ее взгляд. А ведь она даже не знала, насколько он заслуживает ее гнева и осуждения.
Слова застряли в горле. Амоа просто молча стоял рядом с Каей, боясь поймать ее взгляд. А ведь она даже не знала, насколько он заслуживает ее гнева и осуждения.
Чувство вины съедало изнутри.
Чувство вины съедало изнутри.
– Мы со всем справимся. Вместе, – повторил мужчина сказанную на далеком холме фразу и прижал Киару к себе, обнимая.
– Мы со всем справимся. Вместе, – повторил мужчина сказанную на далеком холме фразу и прижал Киару к себе, обнимая.
Только на этот раз ему это нужно было самому. Чувствовать, что она здесь. Рядом. С ним.
Только на этот раз ему это нужно было самому. Чувствовать, что она здесь. Рядом. С ним.
Они провели так всю ночь. Амоа прижимал девушку к себе, лежа в постели, так, словно она могла исчезнуть в любой момент.
Они провели так всю ночь. Амоа прижимал девушку к себе, лежа в постели, так, словно она могла исчезнуть в любой момент.