Она улыбается, и на ее щеках появляются ямочки. По облегчению в ее глазах могу сказать, что она с нетерпением ждет, когда сможет выйти из клетки. Интересно, чувствует ли она себя пташкой с подрезанными крыльями? Не сгорает ли от желания поскорее смыть золото со своей кожи?

Для нее это было временно, тогда как для меня – навсегда.

Когда женщина замечает, что я продолжаю на нее смотреть, улыбка исчезает с ее лица. Знаю, это не ее вина, что она здесь, разукрашена и одета, как я, но эмоции бурлят во мне, как разрушительный ураган. Я потрясена, смущена, оскорблена.

Увидев, что можно так легко сделать мою реплику, увидев себя со стороны…

Озрик был прав. Женщина, на которую я сейчас смотрю… она всего лишь символ Мидаса. Не тот человек, что руководит своей жизнью, а живой и дышащий образ, подчеркивающий могущество Золотого царя.

Меня выворачивает от одного ее вида.

– Ты без сомнения будешь рада вернуться в свою безопасную клетку, – говорит мне Мидас. – Где никто до тебя не доберется.

Я отрываю взгляд от клетки и смотрю на его лицо. Хватаюсь за юбки, чтобы остановить дрожь в руках.

– Готова? – спрашивает он у меня.

Слишком быстро, все происходит слишком быстро.

– Мидас… – сдавленно произношу я.

Мидас пересекает комнату быстрыми шагами, возвращаясь ко мне, и берет меня за одетые в перчатки руки.

– Я знаю, что подвел тебя, Аурен. Я обещал всегда тебя оберегать, но не справился. Но больше я тебя не подведу, – решительно обещает он с серьезным выражением лица.

Я сглатываю, пытаясь остановить вихрь эмоций, чтобы вернуть способность внятно выражаться.

– Как раз это я и хотела с тобой обсудить. Я больше не боюсь. Не так, как боялась в прошлом, – начинаю я, подавляя кислоту, поднимающуюся по горлу.

Мидас хмуро смотрит на меня, и я не знаю, что сказать. Не так я представляла наше воссоединение. Отнюдь.

Он должен был обнять меня и не желать отпускать. Наша разлука должна была вызвать у него желание слушать меня. Я представляла, как часами лежу в его объятиях, а он внимает моему рассказу.

Обманутые надежды оседают в животе грубым булыжником. Он вертится и царапает острыми углами, сводя меня с ума осознанием, что ничего этого не будет.

Мы начали ровно с того же места, на котором остановились.

Я полагала, что раз я изменилась, изменится и Мидас. Какая глупая и наивная мысль.