Однако медведь мягко порысил прочь от дома, к лесу. «В берлогу несет», – отстраненно подумала Василина, прижавшаяся щекой к пышущему жаром зверю. Она уже почему-то совсем не боялась. Под ухом раздавался утробный сип и ворчание, будто внутри у ее похитителя извергался маленький вулкан. Девушка даже немного задремала на нем, обессилевшая от пережитого страха и мягко укачиваемая плавными движениями. И почти не проснулась, когда соскользнула с огромного зверя на подушку из сухой листвы.

Лесной хозяин стоял, обнюхивая свою добычу, снова облизывал пальцы ног и коленки, поддевал ее носом, а Василина недовольно дергала ногами и сонно шептала «Отстань!» и «Лежать!». И он таки лег, прижавшись к ней, грея ее своим жаром, как огромная, шумно дышащая печка, периодически тревожно вдыхая воздух и тихо поскуливая. Но принцесса этого уже не слышала – она крепко спала.

Барон Байдек медленно, тяжело просыпался, будто выныривал из кошмарного сна, который не желал отпускать его. Тело болело, словно после дневного марш-броска в полной выкладке, в голове стучала кровь, а все чувства были обострены до предела. Он медленно приходил в себя, осознавая, что лежит на чем-то теплом и мягком. И проклятый, сводящий с ума запах женщины, настойчиво преследующий его даже в кошмаре, заставлял кипеть кровь и сжимать зубы.

Он открыл глаза и мгновенно закрыл их, оглушенный яростной звериной волной, ударившей в голову. Моя! Здесь! Схватить! Сжать! Прикусить за плечо, чтобы не вырвалась! Порвать! Взять! Насытиться!

Барон лежал на мирно дышащей принцессе Василине. Ночью он буквально подмял ее под себя, уткнувшись в шею, обхватив рукой и забросив ей на бедра тяжелую ногу. Удивительно, что она не проснулась.

Мариан, тяжело дыша, преодолевая рвущееся к девушке тело и ломающий его волю древний инстинкт, отодвигался, стараясь не разбудить крепко спящую принцессу. В голове, ускоряясь, начали мелькать события прошлой ночи, воспоминания шли будто через пелену горячечного бреда. Он помнил все, но его разум отказывался это воспринимать. Помнил и ее страх, и слезы, и отчаяние, и то, как желание разорвать мягкое тело и попробовать ее крови боролось с желанием ползать на брюхе и просить у самки прощения. И это все был он, только не Байдек-человек, а Байдек-зверь.

Отодвинулся, перекатился, привстал, опираясь на кулаки, сам не замечая, как трепещут ноздри, вдыхая его персональный наркотик. Голова кружилась. Василина скорчила гримасу, поежилась, лишившись тепла его тела, пошевелилась, и барон отпрянул. Бежать. Бежать подальше отсюда. Пока он не совершил непоправимое.