– Отзовись, стихия от стихии моей!

Пламя затрещало – я затаила дыхание, а огонь взметнулся золотым вихрем, и над моей рукой соткалась из языков пламени птица размером с перепелку, с пышным огненным хохолком и хвостом. Птица взмахнула крыльями – и опустилась мне на ладонь, невесомая, горячая, покалывающая родной энергией. Склонила голову набок, сияя белыми глазами, загудела что-то неразборчивое, ласково и радостно потерлась о мое запястье – и я улыбнулась, глядя на нее.

– Ты можешь отнести письмо моей сестре, Ангелине? – спросила я, показывая бутылку, которая была раза в два больше нее.

Птица снова загудела, забила крыльями, коснулась клювом моей руки.

– Я не понимаю, – призналась я. – Но мне очень нужно. Помоги, пожалуйста.

Птица гудела, поднимала голову вверх, тряся хохолком, – очень старалась что-то объяснить. Затем досадливо полыхнула, похоже, осознав, что вызвала ее крайне несообразительная дочь Красного, и царапнула меня лапой с острыми коготками.

– Ай! – я зашипела. Шипела и моя кровь, заполняющая впадину ладони и соприкасающаяся с огненной лапой, – а птица взлетела, зависла над рукой и начала пить, как пьют из лужи голуби.

Похолодел брачный браслет на запястье, стала затягиваться рваная рана – а огнептица рванулась к бутылке с письмом, вырвала ее из моей руки и, закрутившись маленьким жарким вихрем, нырнула обратно в пламя.

Глава 9

Глава 9

Седьмое апреля, Инляндия

Марина

Проснулась я от шума подъезжающих машин – окна были раскрыты, иначе спать я не могла. Поворочалась, вжимаясь щекой в разогретую подушку и натягивая на плечи теплое одеяло, но внимание уже было приковано к происходящему внизу и совесть шептала мне: если возьму на себя поверхностные раны, освобожу руки хирургов для сложных случаев.

– Спи, – пробормотала я настойчиво, закрываясь одеялом с головой. – Нужно спать.

Нужно думать о детях.

Но ведь кто-то из моих коллег со вчерашнего дня не сомкнул глаз. А я все равно уже проснулась.

Я застонала: здравый смысл боролся с пониманием, что моя помощь будет далеко не лишней. Тем более что еще день-два, и закончится поток раненых после битвы у фортов, станет полегче.

– Тогда и отосплюсь, – пообещала я себе и сползла на край кровати, села. Еле разлепила веки – в глаза словно насыпали песка. На удивление, не тошнило, лишь немного кружилась голова, и я посидела немножко, потягиваясь и вдыхая запах чистого белья и весны. Сквозь щели между штор лилось солнце, на будильнике было около полудня. Получается, и четырех часов не проспала.