– Это ведь несправедливо, – укоризненно прошептала она своему расплывчатому отражению. По лицу снова потекли слезы, срываясь в воду, и принцесса, зло всхлипывая, начала ожесточенно умываться.

Не то чтобы она боялась лорда Макса… он ей очень нравился. Постоянно хотелось быть рядом: смотреть на него, касаться и шутить, ловить его редкие улыбки, внимательные взгляды. Это было волнующе, любопытно и безопасно. Но принцесса совсем не готова была к физической близости. То, что происходит между мужчиной и женщиной, было интересно со стороны, но применительно к ней и лорду Тротту казалось пугающим, странным и неловким. Читать любовные сцены или представлять, как профессор может целоваться, это одно…

– Хотя тоже нелепо! – выругалась пятая Рудлог, присаживаясь спиной к папоротнику и запрокидывая голову, чтобы посмотреть, как шевелятся от ветра сочные зеленые листья. Это успокаивало. Но не сильно.

И ведь лорд Макс тоже не в восторге. Побелел весь, губы сжал. У него всегда такое лицо, когда он скрывает чувства или чем-то разозлен. И, наверное, он очень разочарован из-за ее поведения сейчас. Ведь от нее зависит его жизнь.

Именно поэтому ей нужно сейчас пойти и сказать, что она готова. Потому что ни слезы, ни нервы ничего не исправят. Это просто способ справиться с шоком.

Точно. Нужно встать и идти. Нельзя тратить время.

Но Алина осталась на месте. Стоило пошевелиться, как снова накатило смущение, щедро приправленное страхом.

– Да мне вообще нельзя замуж! Я еще ребенок! – жалобно крикнула она папоротниковым деревьям и тут же осеклась, тяжело дыша.

Сколько раз она пыталась доказать обратное тому же Тротту! А стоило жизни потребовать взрослых решений, как она пошла на попятную.

– Ты просто несчастная трусиха, Алина Рудлог, – яростно сказала принцесса себе, шмыгая носом. – Лорд Тротт столько для тебя сделал, а ты думаешь, дать ему умереть или нет. Немедленно вставай! Он же не откажется помогать богу. В любом случае. Он такой.

Но выговор не помог – только слезы потекли сильнее, а всхлипывания переросли в обиженный скулеж.

– В конце концов, – она срывающимся голосом попыталась договориться с собой еще раз, – ты ведь готова была отдать за него жизнь. А девственность, – это слово она выговорила почти беззвучно, – не готова?

«Это совсем другое, – возразила она мысленно. – Совсем!»

Но принцесса так и не смогла объяснить себе, почему «это другое». Кроме «так несправедливо» и «все неправильно», ничего не приходило в голову. Мелькали обрывки мыслей о свободном и несвободном выборе, о добровольности любви и о том, что это все очень похоже на эмоциональное принуждение, но для того, чтобы вразумительно сформулировать свои ощущения, Алина была слишком взбудоражена.