Сейчас меж колоннами гулял свежий речной ветерок с едва уловимым запахом тины, а Вей Ши, склонившись у ног старика-кочевника, сидящего на скамье возле входа в храмовый двор, промывал ему язвы. Отсюда, от ворот, было видно, как с восходом солнца уходит из низин Города-на-реке густой туман, утекая по улицам обратно в реку, словно щупальца диковинного испуганного осьминога.

– Привет, это опять я!

Вей Ши, невольно обернувшийся на звук голоса, увидел девочку, гостью Мастера, – она нарочито жизнерадостно улыбалась ему и махала блокнотом для рисования.

Первый раз девчонка появилась у храма дней через десять после того, как сюда пришел он сам. Сначала в сопровождении двух охранников бродила меж колонн, останавливаясь перед мозаичными стенами, зарисовывая и фотографируя храм, затем заметила Вея, подметающего двор, подошла.

– Ты теперь здесь, да? – спросила, сжимая фотоаппарат и с жалостью глядя на него. – Четери тебя выгнал?

Он тогда промолчал, прошел мимо. На следующий день она появилась снова, когда он мыл в роднике, изливающемся из большой чаши, тарелки после кормления страждущих. Потопталась вокруг, вздыхая, затем сказала:

– Ты извини, что я тебя тогда сфотографировала. Я не думала, что этим обижу. И мне жаль, что Четери тебя выгнал.

Он снова промолчал, полоская посуду, и девчонка поинтересовалась:

– А ты извиниться не хочешь? Что напугал меня и ударил?

– Я тебя не бил, – буркнул он, подхватил стопку тарелок и пошел обратно в кормильню.

С тех пор она приходила каждый день. Рисовала, фотографировала. И болтала, болтала, бесконечно болтала. Как сейчас.

– Вообще в ответ тоже положено поздороваться, – укоризненно заметила девчонка.

Вей Ши молча отвернулся и продолжил мыть ноги старика-кочевника. Чуть позже в храм придут драконы помогать служителям Триединого, которых на всех болящих не хватало. А его задача сейчас – облегчить боль.

Старик приковылял, когда на востоке едва-едва занимался рассвет, рухнул на лавку возле самого входа в храм, и Вей Ши, вышедшему за ворота поупражняться с шестом, пришлось принимать пациента вместо служителя. Он вытер распухшие ноги чистым полотном, нанес мазь, приготовленную монахами, плотно обмотал синеватые голени и ступни и кое-как втиснул их в растоптанные кожаные туфли старика. И едва удержался, чтобы не поморщиться – пахло от подопечного нехорошо, и ноги у него до обработки были грязными.

– Спасибо, сынок, – проскрипел кочевник, подслеповато щурясь. Лицо его было коричневым, прожаренным солнцем, и тем ярче выделялись кустистые седые брови и длинная тонкая борода. – Вот тебе за помощь.