«Остановись».

Она едва слышно застонала. Какое там – тут столько энергии. Пульсирующей, сладкой.

Ее рука вдруг стала свободной: Катя посмотрела на запястье – кандалы рассыпались ржавым прахом. Теперь можно подойти и взять столько, сколько хочется.

Она мягко, как кошка, пригибаясь к полу, подползла к Алексу, прижалась щекой к груди, почти урча от жажды. Он снова тяжело дышал и напрягал мышцы, стараясь не стонать. Его выгибало – а ее руки суетливо искали свободную от одежды кожу – чтобы впиться, чтобы ближе был источник, – и одежда расползалась под ее прикосновениями.

«Остановись. Прошу. Ты можешь».

Ладонь мазнула по мокрому, теплому, и тут же обострилось обоняние – в нос шибануло запахом крови. Кровью пахли ее роды и выкидыши, кровью и страхом воняла она после побоев мужа – и такими же липкими, красными были ее ладони, когда она умывала лицо и рассматривала наливающиеся чернотой синяки. Катерина отшатнулась, в ужасе глядя на свои пальцы, и начала суетливо вытирать их о камень. Приподнялась, вгляделась – Александр спокойно смотрел на нее. Под его щекой уже натекла целая лужа, отливающая багровым, и кровь не останавливалась. Руки, посиневшие, сжатые, поднятые вверх, были скованы цепью, прикрепленной к крюку в стене.

Эти руки и спасли ее. И его. Вспомнилось, как крепки и нежны они могут быть, как ласково он наглаживал ее по плечам и спине, как обнимал. Что-то полыхнуло в голове, и в сознании установилась абсолютная ясность.

Это свой. Нельзя.

Свой же. Свой. Нельзя.

Удерживая эту мысль, Катерина коснулась пальцами цепи. Та мгновенно расползлась темными хлопьями, как и тяжелые кандалы.

Герцогиня тут же отползла обратно, тяжело дыша.

«Что теперь?»

«Теперь тебе нужно открыть дверь. И найти мне молоко. Или хотя бы ключевую воду. Растопленный снег тоже подойдет».

Она едва не рассмеялась.

«Вода, Кать. В ней много силы. Тебе нужно отпереть дверь камеры и найти мне чистую воду. Я не могу сосредоточиться. Не встану. Еще немного – и отключусь. Сделай это. И я вытащу тебя отсюда».

Александр закрыл глаза и замолчал. И Катерина, чувствуя ладонями холодный камень пола, оттолкнулась от него, поднялась и неуверенно пошла к двери. Провела рукой по месту, где с другой стороны была щеколда, собирая в кулак ржавую пыль и отбрасывая ее. Потом еще раз. Старое, пережившее столетия железо рассыпа́лось мгновенно, но с каждой попыткой поддавалось все неохотнее, словно часть своей разрушительной силы Катя тратила на его уничтожение. Наконец герцогиня смогла просунуть пальцы в образовавшуюся дыру, кое-как подцепила щеколду и сжала ее. По коже сыпалась крошка, и щеколда таяла невообразимо медленно – а герцогиня уже чувствовала снова подступающий голод и ровное сияние лежащего позади Александра.