А потом долго и тупо смотрела на то, что оказалось в руке.

Там был пух. Грязный, длинный, тонкий, рыжевато-черный пух. Он покрывал длинное сжатое крыло – и это крыло совершенно точно было частью ее тела, потому что вдруг прострелило плечо, и от этой боли крылья – ее крылья! – вдруг захлопали суматошно, забили по спине, по бокам, и принцесса не удержала равновесие, снова свалилась, подвернув под себя новообретенную конечность и взвыв.

– Да что же это такое! – пробормотала она, отдышавшись. Зажмурилась, смахнув слезы, и пожелала проснуться. Поскорее.

Но ничего не получилось.

Пришлось встать и брести к лесу, увязая в болоте и чувствуя, как яростно печет солнце, как нагреваются макушка и плечи, несмотря на длинные волосы. Надо было идти, потому что еще немного, и она здесь точно изжарится.

Алина кое-как натянула на голову уголочек крыла – мышцы были непослушными, как бывает в занемевшей ноге, и приходилось придерживать его рукой. А когда она пыталась им пошевелить, получалось только беспорядочное дерганье и хлопанье, как у испуганной курицы. Словно у птенца, учащегося летать.

Алина шла по вспаханному тха-охонгами затопленному лугу, а лес был все так же далеко и почти не приближался. В голову то и дело ударяло какое-то далекое жужжание, и перед глазами снова все плыло. А жужжание приближалось… и вдруг будто струна лопнула, и принцесса отчетливо услышала:

– Госпожа, госпожа, просыпайтесь… завтрак скоро… Да как же добудиться-то? Госпожа… Ваше величество, как хорошо, что вы здесь! Простите, что попросила позвать… вот… Разбудить не могу.

У Алины резко закружилась голова, и она остановилась, покачнулась от странных, почти безумных ощущений.

Ко лбу словно прикоснулась теплая рука – перед глазами сразу все потемнело, – и пятая Рудлог распахнула глаза, увидев склонившуюся над ней обеспокоенную Василину, и потянулась к ней, схватилась за ладонь, задыхаясь от крика и боясь, что ее снова утянет обратно. Потому что одновременно со своей спальней она видела ослепительное белое солнце и далекий тропический лес и ощущала грязь под ногами. Тело прошило теплом – и кошмар выпустил ее и тут же подернулся дымкой, забываясь, уползая за эмоции, за счастье, за облегчение.

– Какая ты холодная, – встревоженно сказала Василина. Выглядела она очень усталой. – Заболела, Алиш?

– Нет, – жалобно ответила принцесса, подползла к краю кровати и прижалась к сестре, обхватив ее за бедра. – Кошмар приснился. Опять. Мне почему-то часто стали сниться плохие сны, Вась.

Королева присела на кровать, кивнула горничной, отпуская, и крепко обняла вцепившуюся в нее Алинку. И пятая принцесса затихла, постепенно согреваясь. И перестала плакать.