Ани некоторое время полежала еще в кровати, соображая, чем ей заняться. Все родные разбежались по делам: Вася оставалась в поместье, Алинка и Каролина ушли на учебу, Марина – на работу. Заставила себя встать, причесаться, умыться и позавтракать со Святославом Федоровичем, который глядел на нее со странной раздражающей тревогой и спокойно рассказывал о том, над чем работает сейчас.

– Отец, – вспомнила Ани, допивая чай, – а ты не знаешь, как дела у Валентины с детьми?

Святослав растерянно моргнул и нахмурился – не сразу сообразил, что речь идет об их соседке в Орешнике.

– Дочка, – сказал он неловко, – я давно им не звонил. Совсем забыл, представляешь? Ох, как стыдно… надо связаться с ними, узнать, возможно, нужно что.

Он покачал головой, стиснул зубы.

– Я позвоню, – проговорила Ангелина успокаивающе. – Может, навещу ее. Хочу увидеть.

– Я с тобой поеду, – тяжело произнес отец. – Как же я так забыл, а? Столько они для нас сделали, а я уехал и даже не поинтересовался, как они живут. Валя в больнице была, я и не знаю, что с ней сейчас. Полтора месяца ни слуху ни духу. Что они о нас подумают?

Он замолчал, на скулах выступили красные пятна. Но Ани не стала его больше успокаивать. Получилось действительно очень некрасиво и недостойно.

Когда завтрак кончился, старшая Рудлог пыталась дозвониться до Валентины – но телефон молчал, будто линия была отключена. Долго стояла у окна, любуясь на прихваченный снежком парк и закутавшись в плед – после жарких Песков она вдруг начала здесь мерзнуть. Перебирала в голове воспоминания, думала, что делать теперь.

И внезапно разозлилась на свое вялое состояние и растерянность. Дела найдутся; вернется Василина – обсудит все с ней и решит, за что приняться. А пока нужно обустраиваться заново, снова обретать почву под ногами.

Вызвала горничную, распорядилась подать машину для поездки по магазинам. Но сначала прислать к ней парикмахера. Чтобы обрезать волосы до привычной длины – чуть ниже плеч. И, жестко остановив вздохи мастера, попытавшегося уговорить ее не отрезать такую красоту, сдержанно наблюдала, как падают на пол длинные светлые пряди, и ощущала, как легко становится ей. А то, что царапает внутри, скоро заживет. И не такое заживало.

* * *

В это же время далеко в Бермонте подполковник Хиль Свенсен подъехал к воротам Обители Синей Богини. Он сообщил государю, что ему нужен отгул на несколько дней. Демьян не спросил зачем, только коротко пожелал: «Удачи».

Личная удача подполковника зависела от женщины, решившей похоронить себя в Обители.

Следов на тонком снегу у ворот было мало – видимо, в зимний сезон поток желающих отречься от мира или найти свою судьбу резко сокращался. Тяжелые, будто мятые ударами снаружи ворота были покрыты иголочками изморози; с озера, где они купались почти месяц назад, тянуло холодком. А он сидел в своей высокой машине и пытался заставить себя открыть дверь.