– Ты не просил совета, – произнесла она, дослушав собеседника, – но я выскажу его. Любая из моих дочерей с радостью вышла бы за тебя и приняла как повелителя, несмотря на наши обычаи. Но Красные никогда не признают господства над собой. – Тут она вспомнила Василину и поправилась: – Хотя могут отдать себя добровольно, если мужчина силен. Сделай в этот раз все по чести. Попроси ее руки, дай возможность принять решение. И не торопи, не ограничивай во времени – а то заупрямится и сделает все наоборот.

Нории усмехнулся, склонил голову – и светлый ключ в красных волосах мазнул его по плечу.

– Поверь, царица, – сказал он, улыбаясь, – об упрямстве Рудлогов я знаю все.

Утром Чет отнес сонную Иппоталию обратно на Маль-Серену, и прекрасная царица, ступив на свою землю – к облегчению домочадцев, решивших было, что пропала их государыня в драконьей стороне, – строго приказала Мастеру навещать ее почаще. Обняла, расцеловала и пожелала удачи в освобождении незнакомой ей Светланы, которой так невероятно повезло.

После отлета царицы Белый дворец снова затих, как и две недели назад, когда искали на севере Песков сбежавшую Ангелину Рудлог. Все так же сновали по светлым ажурным коридорам неутомимые слуги, важно шагали по мраморным полам делегации от пустынных племен, щебетали в своих покоях оставшиеся без мужчины нани-шар, драконы, вовлеченные в дело возрождения страны, работали наравне с людьми – охраняли рабочих, прокладывающих дорогу, искали воду, лечили, помогали управлять Истаилом. Но Владыка Нории, пусть и занятый делами, тосковал, и тоска эта разливалась по покоям и коридорам дворца терпкой горечью, спасти от которой не могло даже самое сладкое вино.

Драконы, подавленные тенью печали, один за другим улетали из Истаила на далекие окраины, туда, где им велено было поселиться, чтобы оживить еще несколько километров пустыни вокруг заполняющегося людьми города. Печали этой они страшились едва ли не больше, чем его гнева – гнев можно было пережить, а тоска разъедала и так покореженные души.

В день, когда улетала красная принцесса, новость быстро распространилась по дворцу и со всех покоев поспешили ко внутреннему двору драконы – не веря в то, что это правда, желая увидеть все своими глазами. Но не посмели выйти, повинуясь мысленному запрету Владыки. И только когда Четери с Ангелиной скрылись с глаз, Нории опустил запрет. Во двор выходили его соплеменники и останавливались, не осмеливаясь задать вопрос. А он разглядывал их и ощущал волны недоумения, злости, разочарования, печали – и отдельные вспышки понимания. Взгляды жалили, взгляды судили и приговаривали его – как предателя, как соучастника убийства. И он молчал, ожидая, кто же осмелится первым.