Светлый фон

– Дробжек с собой возьми, – как-то невпопад предложил тидусс. Взгляд у него был кристальной простоты и прозрачности. – Там на юге море еще теплое, ей будет полезно.

Игорь моргнул несколько раз, возвращаясь из религиозных истовых высот к реальности, недоуменно посмотрел на начальника разведуправления.

– Все не уймешься, Майло?

Тидусс тонко улыбнулся.

– Я никогда не уймусь. У меня ведь Таби беременна, Игорь.

– Ого, – недоверчиво произнес Стрелковский, – ну ты даешь. Поздравляю.

– Вот я и говорю, – невозмутимо продолжил Тандаджи в том же ироничном тоне, – что очень хочу и тебе сказать «ну ты даешь», полковник. Орущие и писающиеся младенцы быстро привязывают к реальности и смиряют печаль. А прекраснее твоей женщины, кормящей грудью твоего ребенка, нет ничего. Если ты можешь за этим наблюдать открыто и ежедневно, – добавил он уже жестко, сощурившись, – а не подглядывать урывками, друг мой.

Игорь предупреждающе и зло сверкнул глазами, встал.

– До завтра, Майло.

– До завтра, друг, – сказал Тандаджи ровно. – Спасибо за просвещение. Будем работать усерднее, раз нашим небесным господам не до того. А про Маль-Серену подумай, – добавил он уже в спину уходящему полковнику, – безотносительно моих попыток сосватать тебе Люджину. Если она рвется на работу – очень обрадуется.

– Подумаю, – сухо произнес Стрелковский и вышел. А начальник разведуправления, по совместительству штатный врачеватель душ, покормив рыбок, заторопился домой. К жене.

Личный водитель уже ожидал командира в прохладном и гулком гараже Управления, застыв рядом с черной, приземистой и неброской машиной. Она и должна была выглядеть как продукт массового авторынка, лет десять уже колесящий по дорогам. Обыватель и не обратил бы на нее внимания, зато специалист по безопасности сразу отметил бы и бронированные стекла, и укрепленные борта, и – если бы ему дали покопаться в двигателе – возможность быстро набирать не одобряемую законом скорость. Имелся внутри и тайник с оружием, и переговорный пункт. Маленький штаб на колесах.

Тандаджи сел на заднее сиденье, расслабился, прикрыл глаза. Машина с умиротворяющим рычанием тронулась с места. В голове мелькали детали текущих дел, и он отрешенно рассматривал их, делал мысленные пометки что-то перепроверить, уточнить. Но в конце концов размышления вернулись к Стрелковскому.

Тидуссу совсем не нравилось то, что он видел в глазах бывшего начальника.

Пустоту. Такая была у стариков, смертельно больных и приговоренных к смерти. Томительное ожидание: «Ну когда уже?» То самое состояние, когда человек еще дышит, ест, спит, улыбается, работает, но уже мертв. Когда сквозь знакомый взгляд на тебя смотрит смерть.