– Это – да, руки прямо чешутся… – горько усмехнулся тот, кинув искоса взгляд на насупившуюся Энджи.
– Вот поэтому на всякий случай она и прихватила с собой фенечку Максима, – продолжил Егорша, – как, кстати, он поел?
– Хорошо, – кивнула Аксинья, – даже добавку попросил.
– А слабости не появилось?
– Да пока нет, – мелко перекрестилась мать Федора, и выглянув в окно, добавила: – Вон опять Борьку седлает, паршивец.
Распахнув окно, она высунулась по пояс во двор и закричала:
– А ну, слезь с козла, пока не убился! Вот сейчас выйду наподдаю обоим!
С улицы послышался звонкий детский смех и рассерженное блеянье козла Борьки.
– Это он фильм вчера про ковбоев посмотрел, – улыбнулась Ксения, – вот и тренируется.
– Тоже мне, Клинт Иствуд, – усмехнулся отец. В его интонациях явно слышалась гордость за отвагу сына.
– Вот Борька как даст этому «Иствуду» рогами в лоб, тогда посмотрим на этого храбреца, – проворчала встревоженная бабушка и погрозила пальцем местному ковбою.
– Значит, Валентина еще не использовала фенечку по назначению, – продолжил военный совет Егорша. – Я, честно говоря, и не думаю, что она прямо сейчас начнет вытягивать из Максимки энергию, если, конечно, ее не припрет. Скорее всего, фенечка ей нужна для того, чтобы нас хоть как-то контролировать.
– Сейчас не начала, так позже начнет, – нахмурился Федор, – теперь наш сын – ее заложник, и она сможет требовать от нас чего угодно.
– Вот же как этой гадине свезло, – сокрушенно покачала головой Аксинья, – сидел бы пацан дома, и фенечка была бы на месте. А ему все не сидится. Да и пес этот ваш куда смотрел?
– Валентина же не силой Максимку забрала, а хитростью, – ответил несколько задетый упреком в сторону собаки Егорша, – да и знает Ярый Валентину, не зря же она его мясом-то подкармливала.
– Ох, горюшко-горюшко, – запричитала та.
– Ладно, мать, кончай! – зыркнул на нее Федор. – И так на душе тошно, еще ты тут со своими причитаниями. Сейчас и Ксюха с тобой завоет, а потом и мы подключимся. А нам нужно решить, что делать дальше.
– Смотри, сын, если мово внучека ведьма порушит, – Аксинья, яростно сверкая глазами, постучала согнутым пальцем по столу, – прокляну.
– Кого? – удивленно поднял на мать глаза Федор.
– А всех! – Уже не в силах сдерживаться, та разрыдалась в голос.