– Виноват только я, – сказала я, осознавая, что Отто вообще не должен был находиться там. Но через мгновение я захрипела от боли и закашлялась, когда Иво поднял меня и закинул на плечо.

– Ему нужны носилки! Это искалечит его! – крикнул Отто.

– И это будет только его вина! – рявкнул Иво, перехватывая меня крепче. От боли я застонала, чувствуя, как слезы вновь выступают на глазах.

Нельзя показывать свои слёзы Иво: он и так, кажется, ненавидит меня, раз решил нести вот так, как несут только для того, чтобы покалечить.

— Да ты совсем сопляк! Настоящие мужчины столько не весят, — зло бросает мне Иво, а меня буквально трясёт. Может, он догадывается о моей способности к регенерации? Но это ведь не значит, что я не чувствую боли! — Если бы ты, в конечном итоге, попал в боевые отряды, куда вы все так стремитесь, такой, как ты, подвёл бы всех. Такой, как ты, — это угроза!

Почему он меня так ненавидит?

— Ты прекрасно знаешь, что бой на мечах и изнурительная тупая стройка — это две разные вещи. Я тогда задел тебя… Ммм!..

Я вновь прерываюсь на почти беззвучный стон боли, когда он перехватывает меня чуть по-другому, так что переломанная стопа или лодыжка что-то задевает. Но ему до этого не было никакого дела.

— Тебя скрутили за считаные минуты!

— Вас было… трое… против меня. Я знаю свои слабости, не питаю ложных иллюзий. Бартерхалл не нанимает слабаков. И ты тоже понимаешь, что у нас тогда не было шансов. Ты просто цепляешься ко мне — без всякой причины.

— Ты чуть не убил ценного раба, который, в отличие от тебя, знает своё дело и работал на нас много лет! — яростно рычит Иво.

— Но ведь не убил. Я готов понести наказание за то, что произошло. А ты закинул меня на плечо, хотя с такой раной меня надо было нести на носилках. Словно специально хочешь искалечить потенциально сильного воина. Нет ни одной нормальной причины, чтобы тащить меня вот так.

Молчание. Оно тянется невыносимо долго. Моё обвинение слишком серьёзно, и мы оба понимаем, что оно правдиво.

Вот только Иво никогда этого не признает.

— Осмотрите и этого, Артур. Похоже, лодыжка сломана, — желтоглазый херсир скидывает меня на жёсткую лежанку и смотрит нечитаемым взглядом. Я же наконец могу осмотреться.

Мы оказались в очередном рабском бараке. Судя по всему, он служит целительским крылом. Здесь уже с десяток других рабов — мужчины и женщины — лежат на таких же кушетках, как и моя; многие стонут.

Стоит удушливый запах прелых трав, пота, мочи и давно запёкшейся крови. Узкие оконца, затянутые бычьим пузырём, пропускают совсем немного света. Гнилые деревянные перегородки скрипят от каждого движения, повсюду валяются окровавленные тряпки и разбросанные пучки засохших растений. В углу виднеются бочки с водой.