Положив руку на грудь, он рассмеялся.

– О, я и не говорю, что эльфы не умеют. Я имею в виду Бастарда. Ты же знаешь, что он убил своего отца и даже не жалеет об этом? – он щелкнул языком, покачав головой. – Такой монстр, как он? Нет, он не может любить. Не может заботиться. Не о своем отце и уж точно не о тебе, какими бы восхитительными ни были твои волосы, пышные формы, прекрасное лицо. Ах, дорогая, – он наклонил голову, – похоже, сейчас оно выглядит бледным.

Он ошибался, и, возможно, в своей обиде, я тоже раньше ошибалась. Я видела переживания на лице Бастиана – сожаление о смерти отца, пусть он и сделал это намеренно. Он заботился обо мне в своих покоях, боялся за меня. Я видела в нем это.

Но псевдо-Кавендиш был прав насчет моей бледности. Я умирала. От этого никуда не деться.

Но сначала мне нужно кое-что сделать.

– Что ж, любуйся. – Я прицелилась ему в грудь. В голову было бы лучше, но с такой дрожью в руках я не доверяла себе. – Потому что это последнее, что ты видишь.

В моем пальце оставалась одна чувствительная жилка. Она согнулась, когда я приказала ей нажать на курок.

Но в этот же миг что-то сжало мое нутро.

Раскаленная добела боль наполнила меня. Она ослепила меня, завладев моим телом. Комната наполнилась треском выстрела и криком.

Раскрыв глаза, я обнаружила, что стою, вцепившись в стол и тяжело дыша. Это был мой крик.

Псевдо-Кавендиш все еще стоял передо мной. На его груди не было ни крови, ни ран. Он просто смотрел на свою руку, с которой тонкой струйкой стекала пепельно-серая кровь.

Я промахнулась.

– Мелкая сучка, – он перевел взгляд и направился на меня. – Это действительно больно.

– Перезарядись, – прошептала я, словно это могло заставить мое тело повиноваться. – Перезарядись.

Если я это сделаю, у меня появится шанс прикончить его быстрее, чем яд прикончит меня.

Когда папа подарил нам с Эвис пистолеты, он заставлял нас перезаряжать их, пока это не займет несколько секунд. Я смогла бы это сделать, разбуди меня посреди ночи.

Пальцы свело судорогой, и порох и пули рассыпались по столу. Комната перекосилась. Я схватила пороховницу, втягивая воздух сквозь сжатые зубы и пытаясь побороть боль, закручивающуюся в животе. Битва проиграна, я знала это, но мне не нужна победа. Мне нужно время.

На краю поля зрения возникли черные пятна. Словно гниль, они распространялись все ближе к центу.

Я высыпала порох из дула в камеру – на стол попало столько же, сколько и в пистолет.