Что, если я не проклята?

Я моргаю, вернувшись в настоящее, и смотрю на Нокса.

– Селестра, – произносит он.

Мое имя, сорвавшееся с его губ, причиняет боль. Грудь спирает, и я жажду почувствовать его.

Целиком. Я хочу, чтобы он тоже почувствовал меня.

Когда Нокс меня целует, мир перестает существовать.

Его губы мягко прикасаются к моим губам, словно он боится сломать меня. Затем, когда я не отстраняюсь, а мир не рушится, я чувствую его улыбку на своих губах.

Рука Нокса скользит вниз по моему телу и нежно касается поясницы в том месте, где задралась рубашка. Другая рука скользит по волосам и обхватывает заднюю часть шеи, прижимая меня ближе. Мы соприкасаемся каждым дюймом тела.

Мой язык немеет, когда я чувствую на губах вкус Нокса. Словно нечто внутри меня вырывается на свободу, и каждое прикосновение распаляет меня все сильнее.

Нокс снова выдыхает мое имя, и мне кажется, что я взрываюсь.

Я распадаюсь на тысячу крошечных кусочков, взлетающих все выше и выше, и меня уже никогда не собрать воедино.

Нокс сильнее прижимается ко мне, и все вокруг исчезает.

Наши семьи. Мир. Война.

Я задыхаюсь.

Не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем мы остановимся, но этого уже недостаточно. Этого никогда не будет достаточно.

Нокс отстраняется, оставляя свой вкус на моих губах.

– Видишь? – говорит он. – Никто не умер.

Он расплывается в лучезарной улыбке, как будто только что совершил огромное открытие. Как будто он не разорвал меня на миллион кусочков и разбросал их повсюду.

– Неплохо для беглого солдата, – отвечаю я.

Мой голос низкий и хриплый.