Фрейя тихо всхлипнула. Больше всего боли ей причиняли мысли о старухе. Мойре принцесса была обязана очень и очень многим. Магия. Киран. Ларкин. Свобода. Без всего этого Фрейя, вероятно, была бы захвачена Цернунносом вместе с родителями, во дворце, пойманная в ловушку жизни, больше похожую на золотую клетку. Снаружи – красиво, внутри – тесно. Правда, Фрейя много раз благодарила Мойру за все, и словами, и золотом, но теперь, когда женщины не стало, принцессе казалось, что этого было недостаточно.
Закрыв глаза, Фрейя дала волю слезам. Мысли девушки унеслись в те драгоценные часы и минуты, когда она разговаривала со старухой о магии. Больно было осознавать, что принцесса уже никогда не расскажет Мойре о своем происхождении и о том, что на самом деле было источником ее силы.
Фрейя всхлипнула еще раз и быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони, чтобы никто из команды Элроя не увидел, как она плачет. Смахнув слезы с ресниц, девушка снова устремила взгляд в сторону материка. Они были слишком далеко в море, чтобы принцесса могла видеть Амарун, но в небе беспрестанно клубились дым и темные облака, которые совершенно неестественным образом двигались к определенной точке, где образовывали водоворот, не похожий ни на что, что Фрейя когда-либо видела.
Внезапно кто-то обвил ее талию двумя сильными руками. Невольная улыбка скользнула по губам Фрейи, и девушка, не сопротивляясь, позволила прижать себя к твердой груди. Вздохнув, она прильнула к мужчине, который подарил ей столько защиты, любви и уверенности.
– Думаешь о Мойре? – спросил Ларкин.
Фрейя сделала широкий жест.
– Понимаю, – пробормотал Хранитель ей на ухо. Голос Ларкина звучал слегка сдавленно, и Фрейя уловила на его лице сизовато-голубую бледность, свидетельствующую о том, что ее сильный защитник страдал морской болезнью. В последний раз, когда они были на борту