– Ваше Высочество, вы должны быть хорошим сыном и навестить Владыку, – вдруг сказал Чанмун. – Принц Насэм давно к нему не заходил, поэтому у вас есть шанс выделиться на его фоне в глазах окружающих.

Наун и без его напоминаний собирался проведать отца. Каким бы он ни был родителем, чувство долга не позволяло игнорировать болезнь Владыки.

Умывшись и переодевшись с дороги, Наун сразу отправился в королевские покои. Перед ним открылась дверь, и по тягучей тишине и витавшему в воздухе запаху лекарственных трав сразу стало понятно, что в комнате лежит умирающий. Служанки ни на минуту не оставляли больного, а у его постели постоянно, сменяя друг друга, дежурили лекари. Королевы в покоях супруга не было, но Науну передали, что она часто навещает его и должна вот-вот прийти.

Наун робко вошел в спальню и, увидев на кровати неподвижного отца, отшатнулся. Он никогда не видел его таким… жалким. В ушах зашумело. Сердце грохало в груди от непонятных чувств, которые в один миг накрыли его, как ураган. Они никогда не были близки, да и многие решения, принятые отцом, пробуждали в душе Науна ненависть. Но сейчас он увидел, что великий правитель Когурё – лишь обычный человек, который оказался бессилен перед ликом смерти. И вся его жизнь свелась к широкой кровати, покрытой запачканными простынями. Видеть это было неожиданно больно.

– Почему стоишь в дверях? – От тихого голоса матери Наун дернулся, ударившись о косяк.

Из-за шума Владыка со стоном проснулся. Но глаз так и не открыл.

Королева бросила на сына колючий взгляд и спокойно прошла в комнату. Села у изголовья и, взяв у лекаря смоченную в отваре тряпицу, стала методично обтирать щеки, лоб и губы мужа. Ее движения выглядели привычными, словно она делала это не первый раз.

Наун пребывал в смятении. Он чувствовал себя лишним, но и уйти не мог.

– Боишься? – обернулась к нему королева, и от ее холодного взгляда ему стало не по себе.

Неужели она совсем ничего не чувствует к мужу? Они были вместе столько лет! Какие бы отношения между ними ни были, она ведь должна испытывать печаль, горе или хотя бы жалость?

– Нет, – ответил Наун и осторожно подошел к кровати. – Мне грустно.

Мать помедлила, задержав на нем взгляд, а затем вновь вернулась к уходу за супругом.

– Я рада, что ты хоть что-то чувствуешь к нему. – Она сделал паузу. – У меня появилась надежда, что кто-то будет горевать и обо мне, когда я покину этот мир.

Наун смотрел на мать с бешено бьющимся сердцем. Он впервые слышал от нее такие откровенные, простые слова.

Слова матери, а не королевы.