Прижимая его к груди, я шмыгаю носом. — Я ничего не сделала, — шепчу я. — Я просто пытаюсь выжить.
Прижимая его к груди, я шмыгаю носом. — Я ничего не сделала, — шепчу я. — Я просто пытаюсь выжить.
Моя единственная аудитория, это флаг, и он не отвечает.
Моя единственная аудитория, это флаг, и он не отвечает.
17 лет…
17 лет…
Мой кинжал проходит сквозь плоть, как горячий нож сквозь масло. Льется кровь, пропитывая мои пальцы. Я выжидаю мгновение, а затем отпускаю рот моей жертвы, когда он безжизненно падает на землю.
Мой кинжал проходит сквозь плоть, как горячий нож сквозь масло. Льется кровь, пропитывая мои пальцы. Я выжидаю мгновение, а затем отпускаю рот моей жертвы, когда он безжизненно падает на землю.
Вытирая запачканное лезвие кинжала о черную ткань брюк, на которой не видно пятен крови, я перешагиваю через труп и продолжаю двигаться в темный туннель, ведущий от края горы к Городу Богов, Нисе. Где-то рядом эхом разносятся шаги и приглушённые голоса, отражаясь от каменных стен. Я прижимаюсь к стене, лёд пробивает даже сквозь плотный плащ и обжигает чувства.
Вытирая запачканное лезвие кинжала о черную ткань брюк, на которой не видно пятен крови, я перешагиваю через труп и продолжаю двигаться в темный туннель, ведущий от края горы к Городу Богов, Нисе. Где-то рядом эхом разносятся шаги и приглушённые голоса, отражаясь от каменных стен. Я прижимаюсь к стене, лёд пробивает даже сквозь плотный плащ и обжигает чувства.
— Живо, тащите его сюда. — Эти слова принадлежали жирному, лысеющему мужчине с тонким венцом волос вокруг головы. Он идёт впереди двух других, которые волокут между собой третьего. Несмотря на очевидный доступ первого к еде, те, кто идёт за ним и выполняет приказы, до крайности истощены — их глаза запали, а скулы остро выступают на лице от недоедания.
— Живо, тащите его сюда. — Эти слова принадлежали жирному, лысеющему мужчине с тонким венцом волос вокруг головы. Он идёт впереди двух других, которые волокут между собой третьего. Несмотря на очевидный доступ первого к еде, те, кто идёт за ним и выполняет приказы, до крайности истощены — их глаза запали, а скулы остро выступают на лице от недоедания.
Я облизываю пересохшие губы и держусь в тени, когда группа проходит прямо мимо моего укрытия. Толстяк держит единственный факел, чтобы осветить им путь, его глаза бегают вправо-влево. Никто из них не видит тела убитого мной охранника.
Я облизываю пересохшие губы и держусь в тени, когда группа проходит прямо мимо моего укрытия. Толстяк держит единственный факел, чтобы осветить им путь, его глаза бегают вправо-влево. Никто из них не видит тела убитого мной охранника.