Светлый фон

 

Мои ноги волочатся по каменному полу. Запах чего-то мокрого и гнилого проникает в мой нос, но у меня не осталось сил поморщится от него. Мои глаза опухли, а конечности не реагируют, когда двое мужчин тащат меня по коридору, слишком резко заворачивают за угол — и моя нога цепляется за трещину в полу.

Мои ноги волочатся по каменному полу. Запах чего-то мокрого и гнилого проникает в мой нос, но у меня не осталось сил поморщится от него. Мои глаза опухли, а конечности не реагируют, когда двое мужчин тащат меня по коридору, слишком резко заворачивают за угол — и моя нога цепляется за трещину в полу.

Носок ботинка застревает, и мне чуть не выворачивает лодыжку, прежде чем трещина отпускает.

Носок ботинка застревает, и мне чуть не выворачивает лодыжку, прежде чем трещина отпускает.

У меня перехватывает дыхание. Я никогда в жизни не чувствовала такой слабости. Когда я в последний раз видела солнце? Я скучаю по нему. Я никогда не думала, что буду скучать по прогулкам на свежем воздухе. Я даже не предполагала, что наступит время, когда это окажется недоступно для меня.

У меня перехватывает дыхание. Я никогда в жизни не чувствовала такой слабости. Когда я в последний раз видела солнце? Я скучаю по нему. Я никогда не думала, что буду скучать по прогулкам на свежем воздухе. Я даже не предполагала, что наступит время, когда это окажется недоступно для меня.

Жгучие слезы угрожают наполнить мои глаза. Я даже не пытаюсь их сдержать, но вместо этого позволяю им течь свободно по моим измазанным грязью щекам. Я хочу домой. Желание такое острое и отчаянное, что я сдерживаю очередной всхлип, когда льются новые слезы.

Жгучие слезы угрожают наполнить мои глаза. Я даже не пытаюсь их сдержать, но вместо этого позволяю им течь свободно по моим измазанным грязью щекам. Я хочу домой. Желание такое острое и отчаянное, что я сдерживаю очередной всхлип, когда льются новые слезы.

— Сюда, — рявкает один из мужчин. Одна сторона моего тела обвисает, когда мужчина, который держал меня там, исчезает. Скрип металла заполняет тишину, а слабый запах мочи обжигает мои ноздри.

— Сюда, — рявкает один из мужчин. Одна сторона моего тела обвисает, когда мужчина, который держал меня там, исчезает. Скрип металла заполняет тишину, а слабый запах мочи обжигает мои ноздри.

Слегка приподнимая голову — насколько это возможно в моем нынешнем состоянии — я замечаю вход в темную комнату. Камеру. Дрожь пробегает по моему позвоночнику. Здесь нет окна. Нет света. Я подавляю желание умолять этих людей освободить меня, не причинять мне боли. Они это сделают, попрошу я их или нет. Я начинаю понимать, что лучше просто держать свои просьбы при себе. Взрослым нельзя доверять. Больше нет.