Я слышал, как сильно колотится ее сердце, хотя сохранение бодрствования и давалось мне нелегко. Я чувствовал, как она коснулась моей груди и наконец, осознав тщетность своих попыток, легла сверху, укрыв меня от солнца.

Только после этого я уснул.

Все же я не зря терпел весь этот жуткий дискомфорт, находясь под дневным солнцем.

Она сделала свой выбор. Она выбрала меня.

Проснулся я сразу после заката. Давненько же мне не было так паршиво, как сейчас. Проникая через одежду, свет ослабил меня так, что теперь в горле буквально клокотало от жажды.

Сколько веков я не ощущал этого так явно.

Сразу после обращения на вампира обрушивается невероятно новые чувства. Организм проходит полное перерождение. Обостряется слух, зрение, осязание. Память становится настолько идеальной, что ты можешь вспомнить все, сколько долго бы не жил. И конечно просыпается жажда. Первые несколько лет она невероятно сильна и жжет тебя огнем, вынуждая питаться.

Сама суть вампира заключена в этой жажде.

Потому что тебе не просто нужна кровь. Тебе нужна жизнь.

Человек для тебя лишь еда. Скот, годный только на прокорм. И если отбросить всю ту слабость, называемую добротой, то легко можно ощутить, как тело охотно принимает такое положение вещей. Думаю, что чрезмерная жажда у новообращенных именно для того, чтобы вампиры приняли себя, отбросив глупую, ненужную человечность. Ведь когда я проходил через это, от убийств меня сдерживала только Ольга, прилагая к этому достаточно много усилий.

И даже когда ты прожил несколько десятков лет, сложно подавлять себя, если видишь живую кровь. Тогда жажда просыпается. Но чем старше ты становишься – тем проще тебе дается ее сдерживать и особенно это становится заметно после «вампирского совершеннолетия» (пятьдесят лет, разве это срок для немертвого?).

За тысячу лет я научился контролировать себя в той мере, что была необходима. Конечно, бывали моменты, когда я не рассчитывал свои силы и увлекался, но в остальном, сейчас не жажда контролировала меня, а я жажду. Будь я на семь сотен лет моложе, то вряд ли девчонка осталась бы жива. Я бы накинулся на нее, едва открыв глаза, и не остановился, пока не осушил бы ее до дна.

Но сейчас я сдержался, выпив ровно столько, сколько мне было необходимо для частичного восстановления сил.

Конечно, я мог бы выпить еще, и девчонка поняла бы меня. Но я хотел, чтобы она вновь убедилась в моей доброте. А еще как можно лучше разглядела мой изможденный вид (подумать только, синяки на моей бледной коже не появлялись уже несколько веков и вряд ли теперь появятся еще столько же).