— Значит, всё это время у тебя были при себе камни? — спросила Сорча.
Я посмотрела на Мэддокса поверх своей чаши с фруктами, ожидая его ответа. Мы завтракали на террасе рядом с Обсерваторией. Все эти перемены и магия оставили моего спутника изголодавшимся, и ему уже подали четвёртую тарелку порриджа — горячей овсяной каши, очень питательной. Она успокаивала драконов и одновременно укрепляла их. По крайней мере, так утверждала Сорча.
— Если только какой-нибудь хитрый торгаш не нашёл их, то да, они в сохранности.
Я закатила глаза:
— Ронан не посмел бы у тебя украсть. Он жадный, но не дурак.
— Он стащил у меня браслет, когда я ещё был капитаном в Дикой Охоте и допрашивал его по поводу исчезновения реликвий одной графини.
— Ты просто слишком легко поддаёшься на уловки.
Взгляд Мэддокса вспыхнул:
— А ты слишком хороша в том, чтобы отвлечь.
Коад рассмеялся. На его лице проявилась ямочка, ту самую ямочку унаследовал его сын. А Сорча смотрела на нас с какой-то смесью обожания и тоски.
— Мы выбрали его камни, как только я узнала, что беременна, — рассеянно коснулась она живота. — Прежде всего, я хотела, чтобы он знал: мы любили его ещё до того, как увидели его личико. Поэтому у него три агата.
Я вздохнула. У Сорчи и Коуда было по шесть камней на каждом крыле, двенадцать всего. Они переливались и отражали солнечный свет, разбрасывая радугу повсюду.
— Я бы хотела узнать всё о камнях и их значении. Прочитаю, когда мы вернёмся. У нас есть экземпляр
Коад кивнул:
— Его написал великий учёный того времени. Здесь у нас есть несколько копий.