Но рука в перчатке успокаивающе коснулась эполет, свисающих длинной золотой бахромой и переходивших прямо в ткань, которая струилась по его телу. Фыркнув, король повернулся к человеку, которому принадлежала рука, но его прервали. Рука приложилась к его уху и наклонила голову. Казалось, ему что-то прошептали. Смягчали словами то, что он сам разрушил. Я увидела начало седых волос. Рот с тонкими губами, прислонившиеся к уху короля. Аккуратно подстриженная борода. Знакомая мне картина, которую нельзя было соотнести с чем-либо.

– Да здравствует королева!

Король кивнул человеку в тени. Я напряженно прищурилась, пытаясь что-то разглядеть, но не увидела ничего, кроме руки, медленно теряющейся в тени.

Эта рука…

Эти растопыренные пальцы. Решительные жесты, которые мгновенно затянули меня в прошлое.

Эта рука… Откуда я ее знала?

Король отступил в туман, который затянулся за ним, как железный занавес.

– Поможем ей, – сказал Элиа, стиснув зубы. Мне не нужно было смотреть на него, чтобы понять, с какой болью в сердце он отводил глаза, когда София целовала разбитого мужчину на сцене. Не только король прочувствовал уязвимость от того, что она предпочла Эрика такому человеку, как он. Элиа тоже понял, что потерял ее.

«Вот как это ощущается», – хотела сказать я.

Такой жестокой может быть любовь. Я встретилась взглядом с Тарансом. Он тут же появился рядом со мной и посмотрел на сцену. Сердце сделало неожиданный скачок, когда он протянул свои пальцы к моим. Я посмотрела вниз на наши руки, которые, словно так и надо, обернулись друг вокруг друга. Палец к пальцу.

Холодные влажные руки крепко держали меня. Руки, которые больше не отпустят. Никогда. Я смотрела на него, утопая в великолепных вкраплениях его бесцветных глазах.

Никаких игр, стэндлерка, иначе пожалеешь.

Не играй со мной, фриолец.

Нет, мы не играли.

– Ты пришла, – прошептал он. Губа разорвана металлическими руками, которые били его. Щека распухла и посинела.