Кое-что было и в Гизляре… Но этот город в руках русских. Часть припасов можно было взять в Керчи. Немало чего припасено в Азове. Но оттуда перевозить и сложно и опасно, вдруг гарнизону понадобится. Да и обязан быть нанесен удар по этой крепости. Не логично же русские действуют. Без флота русские словно заперты в Крыму.

Знал бы визирь, что вся операция в Крыму стала неожиданностью для русских как бы не большей, чем для крымского хана. Первый успех повлек второй. И теперь… Крым почти покорен. Нет на полуострове силы, которая могла бы действовать против русских армий. Да и столица разграблена. Мало того… Нашлись предатели, которые собирают остатки политических сил, чтобы пойти под руку русской императрицы.

Но был на Совете единственный оптимист.

— С чего же переживать, великий визирь? Ну чума… Мы же никого из Очакова не принимаем. Не должно перекинуться на армию. И уныние мне не понятно. Русские заперты в Крыму. Флота у них нет, Азов наш и не выпустит Донскую русскую флотилию в море. У них скоро начнется голод, — единственным оптимистом оказался француз граф Клод Александр де Бонневаль.

Француз, предавший свою веру и принявший ислам, был верным соратником Хекимоглу. Именно де Бонневаль заведовал особым артиллерийским корпусом «Хумбараки». В основном это мощные орудия, между тем, не столь массивные для перевозки, как предыдущие образцы турецких пушек. Француз практически скопировал те пушки, которые есть на вооружении Франции. Ну или почти что. Настолько скопировал, насколько хватило умений и навыков у османских мастеров.

— Ещё не вся артиллерия выведена на ударные позиции! Я разрушу как минимум одну крепость! — де Бонневаль стремился заразить своим оптимизмом других, но это не получалось.

— Уже второй час на разрыв стволов работает большая часть артиллерии! — зло выкрикнул визирь. — Где проломы? Где замолчавшие русские пушки?

— Этот Миних… он накопал валов возле крепостных стен, и большинство ядер ударяются именно в них! — оправдывался француз. — Додумался же выставить линию обороны с траншеями и валами под прикрытием крепостных орудий.

Визирь встал с подушек, иные также поднялись. Хекимоглу всегда стремился подчёркивать, что он чтит традиции Османов. Поэтому там, где иные турки будут садиться на скамьи или на стулья, сын венецианского врача сидел исключительно на подушках и коврах. Чтобы показать, что он еще больший турок, чем непосредственно представители этого народа. Хотя… Мать же у нынешнего визиря — турчанка.

— Начинайте штурм! — резко сказал визирь. — Великий хан, ты теряешь своё государство! Бейся за него! Твои воины первые пойдут на приступ. Возьми выдвинутую русскую линию обороны хотя бы на одном участке возле главной крепости.