— Несут! — заглянув в смотровую, взволновано выпалила Аглая.

Несут…

Гремя сапогами в дверь вошёл Гробовский и с ним какой-то молоденький солдат с модными усиками, по-видимому, водитель «Руссо-Балта». Гробовский нёс на руках Юру… бледного, в мокрой одежде, уже покрывшейся ледяной коркой:

— Чаю! Горячего! Живо!

Аглая тут же засуетилась:

— Сейчас!

— Да тут можно и не только чаю, — усмехнулся Иван Палыч, доставая из шкафчика спирт. — Раздеть! Растереть! Укутать!

— Юра! — Ростовская со слезами бросилась к сыну. — Юрочка! Жив! Жив! Какое же счастье!

— В машине — второй, — Гробовский бросил на топчан шапку — упарился! — Без сознанья… Сейчас, притащим…

Вторым оказался Штольц!

Тоже мокрый, в заледеневшей шинели, без шапки… Волосы и усы — ледяные сосульки, на лбу растекался здоровенный синяк и кровавилась ссадина…

— Похоже, сильно ударился головой… Возможно сотрясение… — задумчиво прикинул Иван Палыч. Странно, но в этот момент он не испытывал к Штольцу никакой антипатии. Это сейчас был не враг, а пациент. Сначала вылечить, а уж потом…

— Ага, уже приходит в себя… Спирту!

— Их бы в баньку сейчас… — вдруг улыбнулась Аглая. — Мигом бы на полке отогрелись! Алексей Николаич… А где тот, строгий?

— Да, — Анна Львовна оторвалась от хлопот — помогала. — И Ксения Николаевна где-то потерялась…

— Никуда они не делись! — хохотнул Гробовский. — Семёнов твой, Иван Палыч, мотоциклет гонит. Больше не умеет никто! А Ксения Николаевна — за ним, на санях. Скоро уж должны бы быть… Ага! Вон, в окошке-то фара сверкает!

Они вскоре вошли… Мадемуазель Ксения и капитан Семёнов.

— Где? — рыдая, Ксения с порога бросилась к доктору. — Где они? Юра, Штольц…

— В палате! — успокаивающе улыбнулся Иван Палыч. — В порядке всё. Да живы будут, не волнуйтесь. А что случилось-то?

— Юра! Ах…