Он округляет глаза, когда видит наконец Лео вживую, а потом с озорной усмешкой достает из папки свиток пергамента. У меня перехватывает дыхание, когда я узнаю на нем те самые наброски, которые привели меня в Венецию из архива Ордена Рубинов. Значит, их сделал Тициан!
– Когда ты это нарисовал? – хмурясь, спрашиваю я, и молодой мастер лишь пожимает плечами.
– Я упражнялся, после того как вы попросили меня нарисовать вашего мужа по описанию. Вы предоставили так много подробностей, и мне действительно казалось, что я его уже видел. Что ж, вижу, я проделал хорошую работу!
Он показывает лист Лео, на лице которого изображено то же выражение, что и на рисунке. Черт, это жутко! Тициан действительно гений…
– Можете оставить эти наброски себе, – великодушно предлагает он, и я с колотящимся сердцем прижимаю пергамент к груди.
– Передавай большой привет Джорджоне, – прошу я, когда мы прощаемся.
Выйдя из мастерской, я с важным видом покачиваю пергаментом перед носом Лео.
– Вот, дорогой мой, причина, по которой я тебя здесь нашла! Теперь этот набросок наш. Ни у кого случайно нет ручки?
Нахмурившись, Лео достает из внутреннего кармана пиджака ручку и протягивает ее мне. Современная, шариковая, которую он носил с собой еще в Риме. Под критическими взглядами своей компании, я дописываю пару слов рядом с подписью Тициана, а Лео с любопытством заглядывает мне через плечо.
– Господи, это действительно я… Что ты там пишешь?
Я удовлетворенно оборачиваюсь к нему.
– Там, в Мюнхене, эти слова окончательно убедили меня в том, что это ты, и подсказали, где тебя искать. Их можно было разглядеть только под микроскопом, и я почему-то думала, что это написал ты. Что ж, оказывается, это была я. Но какая разница? Теперь нам нужно убедиться, что этот рисунок попадет в архив Ордена в прошлом и дождется там настоящего времени.
Все до сих пор выглядят несколько озадаченными, но Анджело решительно шагает вперед.