* * *

Ноги ныли, спина затекала, шаги становились все медленнее. Ждать оставалось недолго. Схватки стали почти постоянными, живот — комично большим, уснуть ночью удавалось все реже. По ночам я часто стояла на балконе, вглядываясь в городскую площадь внизу. Темнота была наполнена нежными словами, эхом спокойных снов и отзвуком материнских сказок. Внезапно мои волосы взметнул ветер, донеся обрывки знакомой мелодии. Какая-то женщина убаюкивала дочь — точно так же, как до нее это делали мать и бабушка.

Теперь я была осторожна со словами. Берегла их, роняла скупо и точно и, запечатлевая поцелуй на коже Тираса, никогда не вкладывала в него задней мысли или мимолетного пожелания. Я уже поняла, как смертельно может быть неосторожное слово. Но сегодня я пела простую женскую песню, наслаждаясь тем, как слова выскальзывают из моего рта, будто округлые белые камушки, и без стука падают в бездонный колодец мира. Скоро я спою ее своей дочери. Гвен, старая Рассказчица, предсказала девочку. Тирас вздохнул и пробормотал что-то про упрямых женщин, однако его лицо просветлело, а мысли забились в радостном предвкушении.

Час был поздний, и все же я дожидалась своего неугомонного короля, не утратившего любви к полетам. Тени дрогнули, что-то мелькнуло, и я увидела, как он приближается с востока, едва различимый на черном бархате неба. Орел заложил круг и начал спускаться по величественной спирали, которая закончилась на балконных перилах рядом с моей рукой. Он не стал сразу превращаться, а сперва сложил крылья и приник ко мне головой, будто извиняясь за долгое отсутствие. Я нежно погладила угольную грудь и изящную белую шапочку, показывая, что не сержусь. Из сердца орла вспорхнуло единственное слово, и я улыбнулась, услышав его.

Дом.

Эпилог

Эпилог

ОНА БЫЛА ТАКОЙ крохой. Глаза — вот и все, что было в ней большого: темные и серьезные, словно ночное небо, они, казалось, занимали ее лицо целиком. Телосложением она скорее походила на птичку — легкую, как ветер, и такую же изящную. Тонкие кости, мелкие черты, заостренный подбородок и ушки эльфа. Что же до черных волос — как у папы, — их шелковистый водопад не раз напоминал мне птичье оперение, когда я заключала дочь в порывистые объятия.

Рен, «крапивник» на местном наречии. Имя вспыхнуло у меня в сознании, едва я ее увидела, и я приняла его как подарок, со спокойной душой доверившись Отцу Всех Слов.

— Что ты делаешь?

— Я делаю кукол, — ответила девочка, и между изогнутых губ показался розовый язычок — свидетельство крайней сосредоточенности.