– Это не наш, – сообщил лакей Илья, и его узкое длинное лицо вытянулось ещё больше. – У нас только собака.

– А чего он тогда так к барыне ластится?

– Да кто его разберёт?

– Валериана. – Глеб Шталь принюхался к кружеву платья дородной купчихи. – Щедро полил. Странно, что сюда все кошки с округи не сбежались.

– Всё равно унесите. Как тут работать?

– Погоди, Семён. – Митя погладил кота, и тот сразу ткнулся лбом в подставленную ладонь. – Кот – часть композиции. А значит, живая улика. Придётся его приобщить к делу. Вот что, Илья Егорович… Будьте добры, отыщите в доме старую корзину и немного требухи или печёнки.

Кот словно этого и ждал. Сразу прыгнул вслед за куском еды на дно корзины, был накрыт крышкой и отнесён недовольным Семёном в служебный автомобиль. Осматривать место преступления без постоянного мельтешения усатой морды стало гораздо проще.

Старая усадьба на окраине Москвы была выстроена с купеческим шиком. Цве́та яичного желтка, с белоснежными резными наличниками, она пряталась от посторонних взглядов за густой листвой тополей и сирени. С улицы почти невозможно было разглядеть ни мраморного фонтана во дворе, ни пышных цветников, ни просторной террасы с круглым столом, ни трупа хозяйки, за этим столом восседавшей.

– И как он её сюда перетащил-то? – удивлялся Горбунов. – Экая сдобная баба. В ней пудов десять, не меньше. Почти как моя Надька.

– Не перетаскивал. – Глеб Шталь, пыхтя, выбрался из-под стола, за которым сидела купчиха. – Навскидку следов волочения не вижу. Скорее всего, здесь и умерла. Там каркас опять под платьем, но установлен уже после смерти. Его-то я сниму, а вот с телом втроём не справимся, надо подмогу вызывать.

Вернувшийся после разговора с лакеем Митя подтвердил, что барыня Лидия Потаповна из дома со вчерашнего дня никуда не отлучалась. И, судя по всему, так и умерла, сидя за столом.

Картина из общения с прислугой вырисовывалась следующая. Пару-тройку недель назад у купчихи Лидии Сушкиной, вдовы тридцати двух лет, появился тайный воздыхатель. Не то чтобы раньше претендентов на пышную красавицу не водилось, но все попадались какие-то плюгавые и косноязычные. А этот был особо настойчив и велеречив. Не раскрывая своего имени, поклонник через мальчишек-посыльных заваливал Лидию Потаповну пышными букетами, коробками шоколада и ромовых бисквитов, до которых вдовая купчиха была особо охоча. А ещё писал письма, в которых весьма цветисто воспевал и Венерины формы предмета обожания, и её необыкновенную красоту души.

Вдова, как говорится, поплыла по волнам любви. И страдала лишь от того, что не может ни выразить ответных чувств, ни узнать хотя бы имени таинственного обожателя. И вот в очередном письме поклонник сообщил, что намерен в выбранный день открыться и явиться воочию. А также прислал платье – вот это самое, синее, бархатное, в котором её и нашли, – намекая, что изысканный наряд как нельзя лучше подойдёт к свиданию. И ещё попросил отослать прочь прислугу, дабы холопские уши дворни не слышали соловьиную песнь влюблённой пары. А петь они будут громко и страстно. До утра.