Двадцать лет ада…
Двадцать лет в сыром каменном мешке, куда его запихнули без какой-либо вины.
Я не знала, что сказать. Любые слова были неуместны, а извинения Теневир наверняка воспринял бы как попытку поиздеваться, ведь темные эльфийки никогда не просили прощения у мужчин. Загладить вину Кхары я могла только поступками — нежностью, добротой, заботой. Но доверится ли Теневир жене еще раз? Подпустит ли меня к себе?
Привлекая мое внимание, Велн толкнула меня локтем в бок и вручила мне ключ от тюремной камеры. При виде него дроу напрягся. Он посмотрел на ключ, затем впился острым взглядом в мое лицо, будто искал там ответы на свои вопросы.
— Как поживает Эрдегар? — выдохнул он, прищурившись.
Я вздрогнула.
Эрдегар — тот самый любовник, ради которого его бросила жена. Это с ним она совокуплялась на глазах Теневира, закованного в цепи.
В ожидании ответа узник застыл и задержал дыхание. От его немигающего взгляда все внутри меня сжалось ледяным узлом.
— Эрдегар мертв. Я убила его.
Мои слова были правдой. Новый фаворит продержался рядом с садисткой Кхарой недолго. Та была вспыльчивой женщиной и зарезала любовника в порыве ярости около восьми лет назад.
— Убила?
Серые губы Теневира растеклись в широкой улыбке. В горящих желтых глазах сверкнуло торжество, злобное ликование. Соперник проиграл. Тот, кого он ненавидел, кого винил в своих бедах и кому наверняка мечтал отомстить, мертв.
Дроу прикрыл веки и, запрокинув голову, шепнул в темный от плесени потолок камеры:
— Убила. Ты его убила. Надеюсь, он подох в муках. Душу бы продал, чтобы узнать подробности.
И он посмотрел на меня, словно ожидал, что я этими подробностями поделюсь.
С чувством неловкости я кашлянула в кулак.
Все еще улыбаясь мечтательной улыбкой маньяка, Теневир отступил от решетки и углубился в темноту камеры. Только сейчас я заметила, что за ним со звоном тянется цель, словно извивающаяся на полу металлическая змея. Левая щиколотка дроу была сжата тисками массивных кандалов, и плоть под этим куском железа вся пошла кровавыми язвами. Страшно представить, какую боль причиняли ему оковы, изо дня в день в течение двадцати лет трущиеся о свежую рану на ноге и не дающие ей зажить.
Испытывая горячую потребность как можно скорее прекратить муки этого мужчины, страдающего без вины, я вставила ключ в замочную скважину и повернула его до упора. Раздался резкий щелчок. Решетка лязгнула, открываясь. Я застыла на пороге, распахнув дверь камеры настежь.
— Подойди, я сниму с тебя цепь. Велн, у нас есть ключ от его кандалов?
Моя спутница сняла с пояса кольцо с ключами и принялась перебирать связку в поисках нужного.