— Ха-ха...
— Что вы все хи-хи и ха-ха? — Моя мама оказалась над лестницей внезапно. — Все уже готово, а вы до сих пор не можете до зала дойти. За столом наговоритесь. К тому же, вы не со всеми поздоровались.
Пришлось подчиняться, причем — немедленно. До обеденного зала мы добрались мигом. Тиреон рассматривал помещение с некоторым удивлением. Я огляделась: ничего необычного. Украшения роскошные, но отнюдь не помпезные. Магическое дерево, ветки которого напоминают гирлянды, стоит в уголке. Привычная елка наверняка стоит в гостиной. Стол, застеленный красной скатертью, еда. Чего он удивляется?
— Что-то не так? — тихо шепнула я.
— Все отлично.
— Тогда почему...
— Потому что я не привык к такому. Мой Новый Год проходил... несколько иначе.
Да не только он. Судя по тому, что рассказал Тиреон, он отмечал праздники только с бабушкой. Ох, кажется, поняла. На мгновение стало грустно, но я тут же отогнала печальное настроение. Разве сейчас не все хорошо?
Моя семья, мой возлюбленный — все были здесь, счастливые и здоровые, полные надежд, мечтаний и магических свершений. Пусть не только следующий год будет таким потрясающим, но и все последующие.
***
— Самый счастливый Новый Год, — тихо сказала я, садясь рядом с братом, который умудрялся даже в новогоднюю ночь умудрялся просматривать светские хроники.
Родерик снова приготовил снежки-сюрпризы: никто не знал, какое заклинание в них вшито и у кого что появится в следующий раз на голове. Около поместья развязалась настоящая снежная битва. А я вот сбежала.
— Правда? Потому что он рядом? — ухмыльнулся Родерик. — Кто бы мог подумать, что главная возмутительница спокойствия, борец за справедливость и фурия первая из нас остепениться и найдет любовь, а? Ну как так?
— Вот так, — фыркнула я, показывая брату язык как в далеком-далеком детстве. — И прекрати называть меня фурией!
— А как тебя еще называть? На маленькое чудовище ты когда-то обижалась.
— И сейчас обижусь. Потому что я не маленькое чудовище, а уже вполне большое, — шутливо ответила я. — И вообще, Тиреон называет меня феерией.
— Тиреон вообще хорош. Никак не пойму, почему светские хроники никак не определятся — то ли хвалить Виндрейва, то ли ругать. — Родерик тряхнул газетой.
— Я вообще не пойму, почему ты читаешь всякую гадость в такой день?
— Пытаюсь понять, зачем за тобой следили.