Господин говорил Разумовскому, что план с выманиванием канцлера не сработает, но у Кутузова была надежда, что месть произойдет быстрее, и он обязан был попробовать. Что ж, не сработало сейчас, тогда сработает в другой раз. Отец Кутузова не сможет вечно прятаться от него за тяжелыми дверьми дворца и своей охраной. Рано или поздно, но этот момент обязательно настанет.
* * *
В темной пещере, которая находилась под поместьем Арбенских, было холодно, а еще весь ее пол был завален остывающими трупами. А вот кровь на полу уже высохла, и уже не прилипала к моим ботинкам.
Здесь произошло настоящее побоище. Хотя отряд Алины справился с нападавшими за каких-то тринадцать минут, последствия нам придется разгребать еще долго. Но самое главное: не осталось посторонних свидетелей, которые расскажут, что именно здесь произошло и какой силой я владею на самом деле.
Все будут думать, что это дело рук гвардии графини Арбенской, что у них хватило сил, чтобы разобраться со всеми захватчиками, коих было немало… как минимум мы отбивались от атак двенадцати родов, а еще Федор и Григорий отправили сюда часть своих гвардейцев. Последнее, как по мне, настоящее свинство. Они уже не стесняются почти в открытую нападать на меня, на глазах у свидетелей из других родов.
Последний выживший из врагов уползал… Он был сильно ранен, но не сдавался, пытался всеми силами добраться до выхода, хоть уже и не мог встать.
Я медленной поступью подхожу к нему и спрашиваю:
— И куда мы собрались?
Мужчина оборачивается, видит в моих руках клинок и понимает, что ему уже никак не спастись.
— Ваше Высочество! Не убивайте! — начинает умолять он. — Я буду служить вам верой и правдой, принесу клятву верности! Сделаю все, что вы хотите!
Его голос дрожал… Этому человеку было очень страшно расставаться с жизнью, и я его понимал — мне первые разы было тоже страшно. А потом привык, что за каждой смертью наступает перерождение. И нет в смерти ничего, кроме боли… Сильной боли, в большинстве случаев, если ты не умер во сне. Но это в моем случае. Для него все будет куда прозаичнее.
— Просишь пощады… — отвечаю я. — Тот, кто пришел с клинком к своему цесаревичу, чтобы убить его, а не служить ему.
— Мне приказали! Так бы я никогда! Никогда! — распинается он. — Это просто приказ, ничего больше, Ваше Высочество!
— А если я принесу Кодекс Императора, сможешь принести клятву на нем, что на твоих руках нет крови невинных, что ты не вредил гражданам своей империи, что даже если отдавали такой приказ, то ты всегда промахивался?
Человек смотрел на меня ошарашенными глазами. Он тяжело дышал, не зная, что ответить.