Будь счастлив, милый.

Что я могу еще сказать.

— Ты отлично выглядишь. Тебе идет этот цвет, — вдруг сказал Дерен, в очередной раз окидывая меня нечитаемым взглядом. — Ты была в похожем платье, когда…

— Когда в первый раз согласилась пойти с тобой на бал, — закончила я и одернула себя.

Это еще меня куда потянуло? Что за лирика.

Но цвет был в самом деле почти такой же, темно-зеленый, не изумрудный, а мшистый, теплый. Он мне шел, в отличие от холодного синего, который был цветом рода Эшборн.

Впервые примерив это платье у модистки, я долго не могла отвести взгляд от зеркала, от моих собственных глаз, которые вдруг стали яркими и большими, как вишни, от кожи, которая снова стала золотисто-смуглой, как когда-то, от налившихся краской губ.

Я бы и не вспомнила, что именно такого цвета платье на мне красовалось, когда мы с Дереном…

— Тогда я впервые не получил по морде за попытку тебя поцеловать, — сказал Дерен, и его глаза потемнели.

Воспоминание отозвалось прикосновениями тяжелых рук, пахнущих пуншем губ, шепотом в ухо: “Я всегда буду любить тебя”.

— Хорошо, что это все в прошлом, — дружелюбно улыбнулась я. — Так что там по поводу заключения? Солнце садится, пора начинать церемонию. Мне бы хотелось разобраться со всем до нее. Чтобы, знаете, спокойно выпить за счастье молодых.

Дерен дернулся.

— Собираешься поднимать бокалы за наше счастье? — процедил он. — Серьезно?

Его тон звенел от злости.

Я пожала плечами.

— Почему бы и нет. Я еще и тост произнесу, хочешь? Сразу после родителей. Я все-таки тоже член семьи. В какой-то степени.

Ана зашипела, блестя глазами:

— Да я скорее себе руку отгрызу, чем позволю тебе хоть слово на моей свадьбе сказать!

Дерен, сняв ее руку с плеча, отодвинулся.

— Подожди меня внутри.