Я несся вперед, а страх затягивался на моем горле, словно петля из колючей проволоки.

В голову пришла ужасная мысль. Даже если мы все выживем, что дальше? Я был сыном чудовища, отродьем серийного убийцы-каннибала. Что за жизнь меня ждет, когда все об этом узнают? Я представил, как объясняюсь перед бейсбольным матчем отцов и сыновей.

Эй, мой папа не смог прийти. Он мотает несколько пожизненных за то, что ел детей.

А как насчет устройства на работу?

Знаю, что гены у меня не очень, но обещаю стараться не потрошить клиентов и не писать ужасные послания на стенах их кровью.

— Уилл!

Я ахнул от неожиданности и резко остановился.

Развернулся и раздраженно воззрился на Криса. Он бежал ко мне.

— Что? — рявкнул я.

— Пещеры, — проговорил он, задыхаясь. — Они ведь за тем холмом, да?

Он не ошибся. Конечно, в Лощине их было куда больше, но самая большая, которую я считал логовом Паджетта, лежала менее чем в тридцати ярдах отсюда.

Я вновь услышал хриплый голос Паджетта у себя в голове: «Не могу выразить, как здорово снова дышать чистым воздухом и видеть что-то еще, кроме грязи и ржавчины».

В то время я думал, что Паджетт говорил о своей камере, но что, если он имел в виду место, где прятался в Дикой Лощине? И его слова — грязь и ржавчина... где он мог их видеть?

Грязь?

На большой поляне.

Ржавчина?

В старом «Студебекере».