— Мы едем восемь дней, — произнесла я сквозь зубы. — Всё это время ты не даёшь мне покоя! Что ни сделаю, ты тут как тут, следишь за мной! Даже в гостиницах спишь со мной в одной комнате! Я устала от тебя! Меня никто никогда так не контролировал!

— Вот именно, госпожа. Не контролировал. Матери нет, отец-старик еле ползает по своему замку, — Улназа нахмурила тонкие выщипаные брови и вздёрнула нос. — Ты должна благодарить короля, что проявил милость к тебе, взял под своё покровительство такое неразумное дитя. Хорошо, хоть осталась нецелованной. Выпороть бы тебя, чтобы выгнать спесь, да раны не успеют зажить. А будешь нахальничать, так и выпорю! Дождёшься у меня!

— Чего?

Моя жизнь рушилась, летела в пропасть. Каждая наша перепалка с Улназой подтверждала это.

— А и того! Я одна из смотрительниц гарема. Поверь мне, там велят выпороть и за меньшую наглость, если девица недостаточно почтительна с королём, своим господином.

— Я не наложница, — мои глаза сощурились и просверлили взглядом женщину, которая ежедневно испытывала моё терпение. Жаль, что у меня скромная магия ветра, и сил хватит лишь, чтобы затушить обогревы. А то с радостью сдула бы всех своих конвоиров прямиком в столицу под ноги их любимого короля.

После моих слов Улназа только усмехнулась и скривила тонкие губы:

— Ф-ф, не наложница она. Называешься только княжна. Так… разнообразие для его игр. Утром доставят наложницу, вечером — княжну, интересно же.

— Какая низость, так относиться к женщинам, — я заметалась по карете, место позволяло сделать несколько шагов от одного её края до другого.

Нет, никакая это не карета, это клетка, моя клетка! Меня заточили в неё, отняли свободу, мечты, будущее. Вскоре король заберёт честь и будет пользоваться мною, как вещью, не спрашивая желания. У Улназы ещё хватает наглости твердить мне, что нужно быть благодарной, ведь после всего этого король подберёт для меня достойного супруга и отправит домой.

Наверное, за всю жизнь я не пролила столько слёз, сколько за эти восемь дней.

За окном послышались выкрики — снова генерал. Вроде бы карета остановилась из-за снега, и он отдал приказ расчистить заметённый участок.

Я смотрела, как он откинул с головы капюшон тёплого плаща, как поднялся в стременах, что-то выкрикнул и показал куда-то рукой. Генерал Сайнар Табай отличался от всех юношей, на которых я обращала внимание на том злосчастном осеннем балу. В нём не просматривалось и намёка на романтичность, только жёсткость. Я не вспомнила ни одного случая, чтобы он улыбнулся мне.

А если на миг представить, что этот человек стал моим мужем, смог бы он защитить Акизар?