– Привет, пап, – выдохнула она.

Генерал стоял посреди своей исследовательской лаборатории, красный, как свекла, и трясся от злости. Он окинул взглядом разгром и разбитые аквариумы. Заметил то, как она опиралась на стол с мертвым телом, очевидно раненая. Он увидел все, кроме комнаты с оружием.

С чего ей было возвращаться в комнату, которая навсегда покалечила ее? Разве стала бы она снова рисковать собой? Отец все еще видел в ней глупую маленькую девочку, которая слишком сочувствовала ненавистным ему существам.

– Аня, – сказал он, явно прилагая все усилия, чтобы не заорать на нее. – Что ты наделала, малышка?

– Я тебе не малышка. И я освободила их.

– Почему?

– Потому что они по своей сути как люди. У них есть культура, есть жизнь, которую мы не понимаем. И потому что ты вскрываешь их заживо ради своих извращенных игр. Не знаю, откуда в тебе желание резать живых существ, которые чувствуют каждый надрез, но больше я тебе этого не позволю.

С каждым ее словом он становился все краснее и краснее. А потом повелся на ее провокацию:

– Все вон отсюда.

Стоявший рядом солдат удивленно посмотрел на него:

– Сэр?

Видимо, новенький в рядах зомбированных служащих ее отца. Этот парень не только считал, что находится там, где должен быть, но еще и посмел ослушаться ее отца на глазах у других.

Ничему жизнь некоторых не учит.

– Вон отсюда! – рявкнул отец. – Не заставляйте меня повторять еще раз. Это семейное дело.

Раньше, когда Аня еще боялась его, она вздрогнула бы от этих слов. В детстве после этого она получала синяки, которые никто никогда не замечал. Но теперь она была взрослой женщиной, узнавшей вкус свободы.

Воспоминания об этой свободе было достаточно, чтобы сражаться. Даже если ей не суждено ощутить этот вкус вновь.

Анины пальцы сомкнулись на скальпеле, лежащем на столе. Она была готова замарать руки, если придется. Ее отец это заслужил.

Потребовалось некоторое время, чтобы все протиснулись сквозь дверной проем в коридор, но в конце концов их оставили наедине. И выражение родительской укоризны на лице ее отца сменилось откровенной яростью.

– Сначала ты воскресаешь из мертвых, – начал он низко и хрипло. – А теперь выпускаешь на свободу образцы? Скажи-ка мне, дочка, откуда ты узнала, что здесь происходит?

– Ундины умеют говорить.