Луций опустился в кресло перед зеркалом и протянул рабу гребень.

– Заплети мне волосы. Умеешь?

Кастор коротко поклонился. Прежде чем коснуться головы хозяина, он омыл руки в широком медном тазу.

Тонкие быстрые пальцы пахли лимонником и розовым маслом. Луций чуть морщился, когда Кастор натягивал волосы на виске, но молчал. Когда раб потянулся к другой стороне, Луций жестом остановил его, поднялся и придирчиво осмотрел себя в зеркале. Подумав, растрепал свободные волосы. Медовые пряди справа легли хаотичными вихрами. Достаточно аккуратно, чтобы соблюдать приличия, и в меру небрежно, чтобы никто не заподозрил его в излишнем старании.

Тогу Луций надевать не стал – перебор. Но горловую броню все-таки надел. Не серебро с созвездиями из дымчатого кварца Авитусов, а ту, что досталась ему в наследство от отца – легкий обруч с эмалевыми вставками василькового цвета и дерзко вьющимся платиновым плющом. Оно тонкими хвостами печати выходило в небольшой клин, спускавшийся к ямочке между ключицами. Кичиться своим сомнительным происхождением в первый же день на должности легата – не самое мудрое решение, но очень уж хотелось позволить себе эту мелкую провокацию. Ему и без этого напомнят, кто он и где его место.

Усмехнувшись собственному ребячеству, Луций снова покосился на Кастора.

– Как твое настоящее имя?

В глазах парня блеснула легкая растерянность.

– У меня нет других имен, господин. Только имя моего хозяина, – он запнулся и опустил глаза, – бывшего хозяина. Я имею в виду…

– Работорговца, да, – поторопил его Луций. Чуть жестче, чем следовало. Кастор отступил на шаг и поджал плечи в ожидании наказания. Может, хлыстом его и не били, чтобы не испортить товарный вид, но есть много способов привести раба к покорности. Луций вздохнул. – Хочешь взять другое?

– Господин может назвать меня, как пожелает.

– Я не… ай, ладно, – он отмахнулся, – пусть будет Кастор.

Луций уже опаздывал на завтрак, у него не было времени разбираться. Он жестом приказал рабу двигаться за ним.

В атриуме стояла благостная тишина. Он больше напоминал храм, чем место для семейного застолья. Дядя аппетитно причмокивал свежей сливой – кощунственное чревоугодие для такого места. Луций прошел между двумя статуями титанов, которые поддерживали сводчатый потолок, и привычно поежился под их суровыми взглядами.

Усевшись за длинный стол, он позволил Кастору наполнить свою чашу, подхватил с блюда вареное яйцо и принялся снимать скорлупу, украдкой наблюдая за двоюродным братом.

Публий Авитус задумчиво купал кусочек лепешки в оливковом масле. Льняные, почти серебристые волосы, бледная кожа, стальные глаза и белоснежная тога кандидата в консулы – он производил на Луция то же впечатление, что статуи титанов. Даже за столом Публий выглядел так, словно взвалил на себя все печали мира и нес это бремя со стоическим благородством мученика.