– Я так рад, что мой племянник сегодня начинает путь чести. Луций, я очень горжусь тобой! – Тиберий торжественно приподнял чашу с вином, заставив Луция смутиться, а Публия – вздрогнуть.

Брат отложил лепешку, поднял голову, рассеянно посмотрел на брата и запоздало улыбнулся, словно только теперь его заметил.

– Поможешь мне разобраться с документами. Скучное дело для юноши, но скука – это первое, к чему тебе стоит привыкнуть на службе.

Луций коротко кивнул.

– Я хочу быть полезным.

– Не перегрузи мальчика в первый же день, – рассмеялся Тиберий, – а то сбежит на Рубежи делать военную карьеру.

Публий оставил свои думы и обратился к брату.

– Не жди от меня поблажек, Луций, – тихо сказал он, – к родственнику требования выше. Не попадай в неприятности – твоя репутация должна быть безупречной.

– Ты будешь направлять его, – Тиберий постучал ногтем по столу, глядя в глаза Публию, – парень талантливый, и у него отличная репутация.

Публий шумно вдохнул и на мгновение задержал дыхание.

Луцию захотелось спрятать лицо в ладонях. Он очень любил дядю. Тиберий был во всех смыслах замечательным человеком. Кроме отношений с собственным сыном.

– Он абсолютно прав, дядя, – быстро нашелся он, – ожидать поблажек было бы унизительно для меня.

– Разумный подход, – сухо ответил брат, – зайдешь ко мне в полдень. Отец. – Он поклонился Тиберию с исключительным сыновьим почтением и быстрым шагом покинул атриум.

Иногда Луций думал, что боги, забрав у него родителей, взамен подарили лучшего опекуна, какого можно было себе представить. Тиберий обожал племянника и ревностно оберегал его. Иногда даже чересчур. Так он чтил память своего лучшего друга – отца Луция, мужа его сестры.

Пару недель назад, аккурат на двадцатилетие, Луцию нанесли Третье Тавро. Сложное переплетение магических символов на спине, от шеи до поясницы, которое теперь сохраняло его молодость. Луций был прикован к постели несколько дней – свежие раны по всей спине нестерпимо горели, каждое движение причиняло боль. Пользуясь его беспомощностью, дядя каждый день проводил в его комнате и по несколько часов рассказывал истории из юности его отца. Сейчас, завидев знакомый блеск в глазах, Луций быстро проглотил пару лепешек с моретумом, подхватил со стола яблоко и поспешил откланяться.

Он очень любил дядю. Однако еще одного рассказа о северном посольстве он бы не вынес.

* * *

Луций бездумно брел по улице. Осень пахла переспелыми фруктами и влажной листвой, хризантемами и кипарисовой смолой, тающей под лучами все еще ласкового солнца. Патрицианские кварталы Эдеса нежились в ленивом сентябрьском тепле.