Однако, не одна лишь змеюка сопровождала некромагичку на этой прогулке по ночному саду. Верная камеристка с лёгкой улыбкой наблюдала со стороны за странными танцами своей госпожи.

— Знаешь, Броня, ты очень сильно похожа на дриаду, — наконец, подала голос Илега.

— Ась? — синеглазка так и застыла посреди очередного танцевального па в полуобороте.

— А, ну, да, в Форгерии же слегка иная мифология, — остроносая попаданка задумалась. — Здесь бы тебя назвали лешей. Правда, дриады не являются воплощением мирового зла… но и абсолютным добром их назвать нельзя. Они — воплощение стихии. Природная сила.

— Я знаю, что такое “дриада”, Илега, — ответила некромагичка, плавно и медленно выходя из неестественного положения, в котором её застало неожиданное замечание камеристки. — Они встречались в мифах и легендах моего старого мира. Да и в Форгерии упоминаются, правда, в виде слуг лешего, занимающего в местной мифологии должность главного врага человечества.

— Забавно, учитывая, что ты сама мне рассказывала о том, как некромаги изничтожали другие виды магии, — хмыкнула камеристка. — Видать, друиды особенно запали в душу древним магуям.

— Именно так, — кивнула Броня. — Восстание Боудикки оказалось настолько успешным, что быстро переросло в настоящую войну, затянувшуюся на добрые десять лет. Позднее её даже назвали “Война Усмирения Лешего” Это, кстати, наталкивает меня на определённые мысли: в очередной раз я вижу знакомое имя, мелькающее в знакомый временной период, — некромагичка задумчиво подняла глаза к небесам. — Даже поступки так или иначе пересекаются с поступками их двойников из моего мира. Однако, магия накладывает определённый отпечаток. Я, конечно, не настолько хорошо помню на память историю о восстании Боудикки из моей прошлой жизни, однако, что-то мне подсказывает, что оно схлопнулось в тот же год, что и началось. Иначе почему данное событие зовётся именно “восстание”, а не, скажем, “Бритская Война”?

— Усмирение “лешего”? Не “лешей”? — удивилась Илега. — Почему так, если руководила восстанием именно женщина?

— Лешим звали её мужа, Прасутага, — ответила синеглазка, машинально проводя ладошкой по мокрой змеиной шкурке, словно бы рептилия могла оценить подобную ласку. — Согласно архивным записям, Боудикка часто поминала его имя, а на знаменах красовался шлем её мужа: похожая на олений череп коряга, с цветущими ветвями, раскинувшимися подобно рогам. Именно его и назвали лешим: римляне, чья культура базировалась на некромагии, верили, что это мятежный озлобленный дух направляет армию дендроидов, накрывающих поля боя целым дождём из заострённых, словно наконечники стрел, листьев.