— Семи десятках?! — Броня почувствовала, как у неё отвисает челюсть. — Да тут какой бумажкой ни прикрывайся, любой дурак поймёт, что на самом деле кроется за этим беспределом.

— Думаю, Сковронским уже всё равно, — пожала плечами аналитик. — Они проиграли. Это предопределённая данность. Это факт. Наш враг познал безысходность и совершает ошибки в отчаянных попытках выжить. Это агония умирающего.

— Вот как… — синеглазка сделала шаг назад. Неуклюжий. Неловкий. Словно бы кто-то только что от души двинул ей битой по голове. — Мы… переборщили? Мы оказались слишком сильны?

— Почему ты говоришь таким тоном, будто бы тебя это не радует? — удивилась неформалка. — М-м-м… Броня? Ты куда?

Ответа Ёлко не дождалась. Её гостья уже торопливо шагала к выходу, не обращая внимания на вопросы своей недавней собеседницы. Высокий писклявый голосок аналитика попросту тонул в жужжащем гуле мыслей. Гуле громком, но невнятном. Подсознательные процессы всегда невнятны. Они сбивают с толку, посылают противоречивые сигналы, заставляют метаться из стороны в сторону без какой-либо конкретной цели.

Броне требовались недюжинные усилия, чтобы просто расслышать в этом белом шуме те немногие суждения и выводы, что были внятно сформулированы сознательной, рациональной частью её личности. Она следовала за ними, не видя ничего вокруг. Как путник, заблудившийся в тумане на болотах, следует за дарующим надежду одиноким огоньком вдали.

Все остальные раздражители были признаны недостойными даже фиксации в памяти. Девушка совершенно не запомнила, как выходя в коридор, столкнулась с Дарком. Она что-то сказала ему. Совершенно не подключая сознания. Скорей всего, извинилась за свою неловкость. И ведь было за что: юная некромагичка двигалась, как марионетка, управляемая пьяным кукловодом.

Её не волновали такие детали. Они были за пределами задачи, на которой сконцентрировались остатки разума. То немногое, что ещё можно было назвать “рациональной частью”, в то время, как всё остальное давным давно потонуло в концентрированной до жидкого состояния ярости. Черепная коробка уже даже не казалась переполненной: голова ощущалась открытым окном на улицу, где бушует непогода, считающаяся одним из самых узнаваемых воплощений лешего.

Броня боялась себя. Броня знала, что она ничуть не изменилась за все эти девятнадцать с лишним лет.

В прошлый раз она погибла точно также.

3.

Нетерпеливый взгляд синих глаз снова остановился на минутной стрелке. Ехидная плутовка оставалась недвижима.

Больше всего на свете Броня ненавидела ждать и догонять. Иронично, что здесь и сейчас ей приходилось заниматься и тем, и другим одновременно: ждать ответа ректора и надеяться, что ответ этот обгонит силы Сковронских.