— Это ведь вы сами сделали для Нейтри, да?

— Да… вам он правда понравился?

— Держите. И пусть всегда будет у вас под рукой. Особенно если вдруг снова захотите поцеловать первую же подвернувшуюся даму!

Шеддерик снова улыбнулся. Но идея была здравой. Гребешок Кинне действительно делал для своей подруги, делал старательно и с любовью. Гребешок обязательно будет напоминать ему Нейтри. А это несколько сгладит влияние зелья.

Кстати, имя сиана может подсказать и сама Вельва Конне. А если хорошенько подумать, то может, и подсказывать не надо.

— Гун-хе, — сказал Шеддерик, — помнишь того сиана, которого ты допрашивал по делу о заговоренном ожерелье? Найди его и выясни, где и с кем он был этой ночью. Но пока не арестовывай. Поговорим сначала с чеорой Вельвой Конне. Все-таки ей лучше знать, кто именно заговаривал для нее зелье.

— Понял. Могу исполнять?

Стиль придворного секретаря в исполнении южанина выглядел пародией.

— Конечно!

От Шедде не укрылось, что початую бутылку Кинрика Гун-хе прихватил с собой. Отлично! Будет еще одно доказательство и еще один жирный аргумент в разговоре с Вельвой.

Рэта Темершана Итвена

Убить Кинрика ей захотелось почти сразу, как они остались в кабинете наедине — и из-за поцелуев, и потому, что он требовал немедленно призвать сюда всех потенциальных врагов, чтобы их можно было допросить лично и прямо сейчас.

Темери едва убедила его успокоиться и сначала позвать Гун-хе и Шеддерика, а потом уж начинать всех карать.

И теперь, когда рядом были другие люди, и Кинрик немного пришел в себя, она чувствовала невероятное облегчение. Как же хорошо, когда есть кто-то, кто умеет быстро принимать решения и брать ответственность на себя.

Утром все по-другому. Утром можно вспоминать прошлую ночь, не просто заново переживая тот ужас и панику, а еще и оценивая собственные решения и поступки.

Упрекнуть себя Темери было не в чем.

Но все равно, стоило немного отвлечься, перед глазами вставало оранжевое пламя, и казалось, что она снова на мокром карнизе, высоко над землей, и жизнь ее зависит только от того, насколько крепко она вцепилась пальцами в скользкий от воды и мха камень…

Да, болели ожоги, болели мышцы, и даже, кажется, кости… но все это можно терпеть. Бывало и хуже — например, утром после первого, самого длинного перехода по Дороге Долга.

Монахини не используют вьючных животных, не берут в путь денег на ночлег. Все, что им нужно, они несут на себе. И конечно, усталость к концу дня кажется еще терпимой, а вот на утро…