— Ты долго, — я выбралась из шатра и забрала травы. Значит, в лес сегодня мы не пойдём.

— Прогулялся по пути, — Шут бросил зайца у костра и вытер лоб рукавом. — Жарко тут…

Я кивнула, а он с прищуром посмотрел на реку, потянулся и начал расстёгивать пояс.

— Пошли, искупаемся.

— А…

— В такую жару они в омуте сидят, до вечера не вылезут. Да и границу я не убирал.

Совершенно успокоенная, я с удовольствием начала распускать завязки корсета.

К моему сожалению, купание в этот раз оказалось просто купанием. Хоть и приятно было освежиться в прохладной воде, но, даже вернувшись на берег, Джастер не стал устраивать любовных игрищ.

— Я не выспался и очень хочу есть, ведьма, — нахмурился он на мои взгляды. — Потерпи до вечера. И можешь платье не надевать. Всё равно в рубахе тебя никто не видит.

Мне ничего не оставалось, как смириться с его решением и ждать вечера.

В одной рубахе и в самом деле куда легче, чем в платье и корсете.

Сам Шут одеваться тоже не спешил. Натянув только штаны, он свежевал зайца, пока я разбирала принесённые им травы. Много…  И на зелья, и на духи принёс. На завтра мне работы без прогулок хватит.

Под стрёкот кузнечиков, жужжание пчёл и насекомых, тихий плеск реки и пение птиц в молчании мы занимались каждый своим делом. Мне многое хотелось спросить, но, украдкой кидая взгляды на хмурое лицо воина, я терпела.

Помню я, как он грубил, когда в Кронтуше ночь не спал. Не хочу снова такое услышать. Пусть хотя бы поест…

Джастер чулком снял с зайца шкуру, соскоблил с кожи тонкий слой жира в небольшой глиняный горшочек. Потроха отправились в кипящую воду, а сама тушка — на вертел.

Я закончила разбирать травы и отнесла их в тень, разложив на своём плаще. Подсохнут до вечера, потом на ночь под месяц вытащу.

— Почитай, ведьма, — воин ещё возился со шкуркой, готовя её к просушке и не забывая следить за нашим обедом.

Обрадованная его просьбой, я достала из волшебной торбы «Легенды».

Развернув ткань, я бережно положила на неё весомую драгоценность Королевской библиотеки. При свете дня стало видно, что в узорном тиснёном окладе, по углам, среди цветов и листьев, скрывались изящные рисунки. Название сверкало позолотой и переливалось на солнце.