— Заряжай!.. Бери цели! Вон, ближе к мосту, уже возле берега! И вторая рядом! Залп!.. Хорош-шо, красиво! Заряжай!..

Он и сам ранил пару врагов, но вскоре понял, что толку от его стрельбы мало: арбалет слишком медлителен, а лучник из Эрвина паршивый. Потому он взялся за фонарь. Вместо команд наводил луч на одну из лодок и задерживал на несколько вдохов. Свистел залп, хрипели крики, мужики падали за борт, роняя весла. Эрвин перенацеливал луч и шептал:

— Хорошо, господа, хорошо! Еще, ради Агаты!

Вторым фонарем управлял Джон Соколик. Будучи отменным стрелком, он все же приносил больше пользы как наводчик. В лучах искрового света стрелы летели с идовской точностью. Солдаты в лодках поняли, что их единственный шанс — образовать широкий строй и нахлынуть на берег лавиной, единым махом. Но это оказалось непросто. Ханай нес на себе декабрьские льдины; сталкиваясь с лодками, они ломали строй. Барки, в которых погибли гребцы, сбивались с курса, начинали крутиться и задерживали остальных. Атака превращалась в хаос, и Эрвин молил об одном: только бы не кончились стрелы!

Он снял с позиции одного лучника и послал узнать, как дела у Деймона. Лучник вернулся:

— Рубятся, милорд. Вроде, ваш кузен побеждает. Но на мосту что-то неладно!

Эрвин присмотрелся и зашипел проклятья. Еще одна волна атаки шла к воротам. Пока все фонари выискивали лодки, отряд гвардейцев перекинул бревно через дыру в мосту, прополз к воротам и поставил лестницы, брошенные утром. Солдаты уже лезли на крышу башни.

— За мной! Мечи к бою!..

Они влетели на башню, когда гвардейцы уже орудовали там. Иксы сшиблись с ними, а Эрвин встречал тех, кто взбирался по лестницам. Рубил пальцы, что хватались за камни, лупил по шлемам, пинал, сталкивал. Враги были неуклюжи, пробираясь в бойницу. Но они лезли по двум лестницам сразу, и Эрвин метался меж ними. Если хоть один гвардеец пролезет в бойницу и опомнится, то Эрвин не справится с ним. Потому — не дать им выбраться, рубить, колоть, бежать к другой бойнице, снова рубить, снова бежать… Кто-то ткнул его мечом, но не попал в сочленение. Кто-то огрел булавой — мимо шлема, по плечу. Наплечник смялся, левую руку прошила боль. Эрвин ответил прямым в забрало, со скрипом выдернул клинок. Когда враг полетел вниз, Эрвин перегнулся в бойницу и стал свирепо рубить лестницу.

— Сдохни! Сдохни!

Орал, неясно зачем: как будто брусья могут сдохнуть. Солдат на ступенях лестницы взмахнул мечом и рубанул герцога ниже локтя. Святые кузнецы Первой Зимы! Наруч выдержал, клинок отскочил. Новым ударом Эрвин расколол брус, и лестница заскрежетала по стене, обрушилась набок, в воду.