Он осекся, указывая себе под ноги. Я посмотрел и ощутил лишь слабый укол ужаса. Причал был склизким от водорослей, но он не прогнил, ведь человеческие кости, из которых он был сложен, не гниют. Морская вода и ветер выбеливают их и закаляют.

Я оттолкнул Вельку и ринулся по перекинутому мостику вглубь «Синеглазого Ангела». За мной последовали и остальные. Через полчаса, обшарив корабль и берег, мы были вынуждены признать, что Хриз и команда бесследно исчезли. Вместе с ними исчезли и двенадцать бочонков с порохом.

ГЛАВА 18. Хризокола

ГЛАВА 18. Хризокола

Остров появился вдалеке, как будто вынырнув из тумана небытия. Я вцепилась в перила и застыла, вглядываясь в узкую полоску земли на горизонте. Мое последнее путешествие подходило к концу. Капитан Кинтаро, стоявший рядом, негромко выругался и отнял подзорную трубу от глаз:

— Кажется, нас опередили.

— Кто?

— Не знаю. Не уверен. Кажется, корабль. А если… если это корабль Поваренка?

— Не пори чушь! — резко ответила я и перегнулась за борт, исторгнув голодную желчь из пустого желудка. — А хоть бы и он! Плевать! Запускай свою паровую машину! Я и так ждала слишком долго.

Морская болезнь вконец измучила меня. Уж лучше встретиться со всеми демонами мира, чем еще несколько часов терпеть это изматывающее плавное покачивание на волнах, от которого кружится голова, желудок скручивается в узел, к горлу подкатывает тошнота, а рядом…

— Ты слабачка. Не моя.

— Заткнись!.. — простонала я, сползая на палубу и сворачиваясь клубком.

Ее тень упала на меня, заслонив свет, хотя это и было невозможно. У мары нет тела, чтобы создавать тень. Хризолит Проклятая смотрела на меня, поджав губы.

— Не моя кровь. Самозванка, — торжественно изрекла она и скрестила руки на груди, устремив взгляд вдаль.

В глазах темнело, но я ухитрилась выгнуть ногу и пнуть… пустоту.

— А ты самодурка!..

— Какая из тебя северная воительница? Плавать не умеешь, воды и грозы боишься, холода не выносишь, — принялась перечислять паскудная мара, — морской болезнью страдаешь, память дырявая, лоно бесплодное…

Она на мгновение умолкла, как будто вспоминая, что еще мне предъявить, а потом ее грубое, словно высеченное из глыбы льда лицо просияло:

— Подстилка церковная!..

Это стало последней каплей. Я собрала последние силы и, цепляясь за перила, встала на ноги.