Вообще, конечно, все это было странно. Прожить с человеком четыре месяца под одной крышей, узнать всех его тараканов, потом полюбить, так что свет не мил без него. А уж потом первые цветы, романтика и все прочее.

Лазарев, глядя на нас, ворчал, что мы самые натуральные придурки, потому что нормальные люди идут совсем другим путем. А кто спорит? Лично я — нет. Как могли, так и шли. Спотыкаясь, падая, но неизменно находя в себе силы двигаться дальше.

С Никитой так ничего и не прояснилось. Жили, как на вулкане, в ожидании неминуемого извержения. О сроках его перевода было ничего неизвестно, в том числе и ему самому. Его могли забрать или на следующий день, или через месяц, или через полгода. Ожидание, конечно, выматывало, но что нам еще оставалось делать? Просто ждать, и больше ничего. А он и рад. Не хотелось ему никуда уходить, но обстоятельства иногда сильнее нас. Поэтому был наготове. Скажут идти — и он пойдет, а мне придется отпустить его. Хотя это чертовски сложно. Он часть моей жизни — важная, незаменимая. Почему-то мне не верилось, что с его новой работой нам удастся поддерживать отношения на прежнем уровне, но я молчала. Улыбалась ему, пряча переживания поглубже, стараясь взбодрить.

С Тимуром у них сложились странные отношения. Конкуренция в чистом виде. Не злая, жестокая, а такая, знаете, детсадовская, что ли. Как два павлина, красовались друг перед другом.

Я только смотрела и прятала улыбку, потому что за всеми этими спорами, выяснениями отношений было то, в чем они ни за что не хотели признаваться. Они сдружились. По-настоящему. Что несказанно меня радовало.

Потом нам надоело ходить друг к другу в гости, и мы съехались. Стали строить нашу жизнь, наш совместный быт.

Не думайте, что жизнь стала похожа на сказку, в которой мы на розовых пони скакали по сладким облакам нашей любви.

Тимур — это Тимур. Создание жесткое, местами резкое, импульсивное, чрезмерно прямолинейное, а еще упрямое до невозможности. Но в этот раз это его упрямство играло на нашей стороне. Он для себя твердо решил две вещи. Первое — он меня не отпустит никуда и никогда. Второе — научится держать свой норов в узде.

Раз решив, такого курса и придерживался.

И когда мы с ним ругались (а куда ж без этого), он иногда замолкал, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, а потом устало спрашивал:

— Меня опять понесло?

— Нет, милый, что ты! Ты сама прелесть, просто душка! — звучал ироничный ответ в моем исполнении, от которого он недовольно ворчал, а потом, махнув рукой, уходил из комнаты, а когда возвращался, уже был другим человеком. Было непросто, но он учился, переламывал в себе те жестокие грани, о которые мы разбивались в прежней жизни.