Светлый фон

Вот только…

Я поднимаю на миг голову, смотрю в окно, на дождь, улицу и кусок серого, хмурого неба. Спасибо Тебе, что вернул мне Его, спасибо, что позволил жить.

Ответа не жду, зарываюсь носом в шею падшего, втягиваю запах, ощущая, как обволакивает меня знакомый ад, ощущая, как мой ластится в ответ, чувствуя осторожные поглаживания, мягкие прикосновения, слушая бархатный, шершавый шепот.

Расслабляется тело, тают мысли, все отпускает. Мне хорошо, и я медленно проваливаюсь в теплую, мягкую темноту.

Эпилог

Эпилог

Эпилог

Аарон Зарецкий

Аарон Зарецкий Аарон Зарецкий

3 месяца спустя

3 месяца спустя

Я сижу за барной стойкой, верчу в руках бокал с бренди, жду, когда вернется Лис. Она сегодня в Совете у Саныча, и мне это не особенно нравится, потому что планы у Литвина явно далеко идущее и наверняка глобальные. За окном зима, которая никак не может определиться с погодой, как девчонка, выбирающая новые туфли, Вэл возится с пианино, пытаясь вылечить его от хронического прокуренного кашля, а Дашка сегодня с самого утра в северном вместе с Данеш

 - расширяет кругозор и… границы власти. Противный мальчишка, о котором говорила Элисте все еще вьется вокруг Лебедевой, боится меня до усрачки, но не отступает.

Ховринку сровняли с землей, когда светлые Совета закончили с зачисткой, трупов там… Больше трех сотен, по некоторым телам еще идет расследование: ищут родственников, выясняют детали, но большая часть уже на кладбище. Литвин говорил, что больше всего светлые провозились с алтарем Алины, даже несмотря на то, что эгрегора разорвало и разметало на атомы в бреши. Ну да туда ей и дорога. Волков, кстати, выяснил, как Кукла оказалась в Ховринке: до всего этого милая, домашняя, но непередаваемо тупая Варя поддалась на уговоры отбитого на всю голову дружка и сходила на «экскурсию» в самое стремное место северного Вавилона. Амбрелле, видимо, было достаточно одного ее визита, чтобы понять, какая сила спит в девчонке, как ей можно воспользоваться. Иногда мне кажется, что чувство самосохранения в людях скоро атрофируется и исчезнет окончательно.

Спину сегодня отчего-то тянет: то ли старею, то ли крылья все еще восстанавливаются.

Я делаю глоток бренди и недоуменно смотрю в бокал… Потому что готов поклясться, что еще секунду назад в нем был бренди, а теперь там обычный чай.

Шиза, ты ли это?

Я перегибаюсь через стойку, когда краем глаза замечаю движение слева: на соседний стул мостит свою задницу Ковалевский.

- Ты дверью ошибся, щенок? – возвращаюсь я на место. С ним что-то не так, в карих глазах светится что-то… очень похожее на ум. «Безнадега» странно застывает и затихает, даже трубы не гудят привычными тонко-гулкими голосами, как будто выдохлись.