— Обязательно зайду.

Хотя, посетить его собиралась с другой целью.

— Раз служителей Рауда поблизости нет, тогда ты меня слушай, — к концу фразы голос Никласа звучал все тише, с нездоровой хрипотцой. И это уже точно была не игра.

Он замолчал, как будто собирался с силами или мыслями.

А я начала жалеть, что осталась. Время утекало, а Николас вел себя так, как будто и не хочет, чтобы помощь к нему подоспела. Не мог же он так себя наказывать? Наверно, сомнения отразились на моем лице.

— Не успеешь. Поэтому исполни мое последнее желание… Хотя, предпоследнее — просто выслушай меня.

Я кивнула, поудобнее устроилась сама, накрыла Никласа плащом, который все ж нашла, и принялась слушать.

— Знаешь, почему я не учился в университете, а оказался в Школе Искусств?

— Знаю.

— Откуда? — удивился мужчина. Рассказывать, что была свидетельницей его допроса я не стала. — Впрочем, уже и не важно.

Он прикрыл глаза, но оставался в сознании. Как будто так ему было легче воспоминать.

— Все думали, что я Талэй снасильничать хотел. Графский разбалованный сынок не получил того, чего хотел и решил пойти напролом. Я и сам потом стал в это верить, раз уж и отец отказывался верить в другое. А на самом деле… Я же ее любил. Первая юношеская любовь… Когда объект страсти кажется смыслом жизни, идеалом, воплощением всех добродетелей, а недостатков попросту нет. «Если любишь меня, то принесешь ожерелье матери», — заявила мне она. А я не смог. Как же это — обворовать маменьку? Так ей и сказал. Мое мировоззрение рушилось. «Значит не любишь». Я со своей пылкой влюбленностью и твердой убежденностью, что любовь доказывают иначе, полез к ней с поцелуями. Так отец нас и застал. Талэй не растерялась, обвинила меня в грязных домогательствах. А я… а я как раз-таки растерялся, опешил от ее слов, предательства нашей великой любви, — смешок перешел в кашель и Никласу пришлось остановить рассказ.

Украдкой вытер рот. Он почему-то решил, что я не замечу крови.

— Может не стоит продолжать?

Как будто не услышав меня, он продолжил:

— Отец мне не поверил, а у меня не нашлось слов, чтобы оправдать себя. Вердикт мне вынесли и по-другому обыграть уже не получилось. А вот мама мне поверила безоговорочно. Она еще до этого заметила мое внимание к своей служанке и попыталась было пресечь это — хотела отослать Талэй, но я уговорил ее оставить. Зря.

Я верила Никласу. Может потому, что человек чувствующий приближение своей смерти врать не будет?

— Отец так уверился, что я подонок, что я и сам со временем стал в это верить. А порой и поступать также, ну не совсем так, но вроде того. Дрянное оправдание моим гадким поступкам, да? — невесело улыбнулся мужчина.