И вот сейчас Алекс здесь, в нашем доме. С младенцем на руках. Неужели привёз Кристиану своего очередного ребёнка?

– Я хочу попросить прощения, – умоляюще глядя на моего мужа, сказал Алекс, и голос его, к моему удивлению, звучал искренне. Это очень не вязалось с образом того эгоиста, о котором я слышала. – Прости меня, сынок. Я поступил отвратительно. Я был эгоистом. Но, клянусь, я и подумать не мог, что это приведёт к подобным последствиям. Пожалуйста, поверь.

Кристиан молчал, глядя на отца. Я не видела его лица, так что не могла знать, что он чувствует. Поэтому попыталась обойти его, чтобы заглянуть в лицо, но вновь была задвинута ему за спину.

– Зачем тебе моё прощение? – наконец спросил Кристиан. – Ты почти полвека прекрасно жил без него. Что тебе нужно на самом деле?

– Я хочу вернуться в Долину, – Алекс опусти глаза, словно стыдясь, потом снова вскинул их, открыто глядя на сына. – Это для меня очень важно. И я знаю, что без твоего прощения Гейб меня туда не пустит. И будет прав. Поэтому я готов на коленях умолять тебя о прощении.

– Устал жить без денег Гейба? Или среди женщин ты больше не котируешь? Не верю.

– Я не прошу денег, просто возможность жить в Долине. Я буду работать. На полях, на ферме, где угодно. Я не буду нахлебником, обещаю.

– Брось, Алекс, ты в жизни ни дня не работал. Сначала был на содержании у Гейба, потом у своих богатых любовниц. Что изменилось?

– Всё изменилось. И ты не прав – я работал последние два года, и продолжил бы и дальше, но… – он опустил глаза на младенца и прикоснулся губами к покрытой рыжим пушком головке. И столько нежности было в этом жесте, столько любви, что у меня защемило сердце. – ВСЁ изменилось.

– Откуда у тебя этот ребёнок? – мне всё же удалось высунуться из-за спины мужа настолько, чтобы я могла увидеть, как он нахмурился.

– Это Патрик, мой сын, – в голосе Алекса сквозила настоящая отцовская гордость, и это совсем не вязалось с образом того, кто бросил почти сотню своих детей на старшего сына и никогда в этом не раскаивался. Что же особенного именно в этом малыше, если он вызывал подобные чувства у законченного эгоиста?

– Этот ребёнок не может быть твоим, – возразил Кристиан. – Холли всего пятнадцать, ты в самой середине своего цикла.

– Всё изменилось, – повторил Алекс. – Просто посмотри на него, Кристиан, просто коснись.

И он решительно подошёл к нам, протягивая малыша.

– Ляля! – восхитилась Бри, которая, как и я, всё это время молча слушала диалог, правда, понимая всё же меньше, чем я.

– Он свой, Бри, – машинально пояснил ей Кристиан, как зачарованный глядя на малыша. Перед нами был младенец-оборотень, сходство с Бри в этом возрасте было невероятным. Словно не веря своим глазами, мой муж осторожно коснулся пальцем щёчки ребёнка.