— Предположим, он говорил правду, — перебила Янара, — и векселя сгорели. Но у Холафа, помимо денег, были фамильные драгоценности, которые достались ему по наследству от матери-герцогини. Он показывал мне старинные браслеты и броши. Обещал подарить, когда я рожу ему наследника. Не могли же они испариться.
— Не могли. — Бари взъерошил льняные волосы. — Теперь день и ночь буду думать, куда они украшения спрятали.
— Не исключено, что лорд Мэрит их вывез, когда Холафа убили. Он знал, что у него заберут замок. А если не вывез? Если решил вывезти позже? А тут такая оказия — Рэн Хилд захватывает крепость.
Внутренний голос подсказывал Янаре, что фамильные раритеты и, возможно, сундук с её приданым находятся в тайнике, поэтому лорд Мэрит забыл на какое-то время о ненависти и злости и признал чужого ребёнка своим внуком. И кто знает, что произошло бы с Бертолом, когда Мэрит забрал бы драгоценности.
Похолодев от ужасной догадки, Янара выбралась из кресла и прошлась по гостиной, пытаясь успокоиться:
— Не хочу, чтобы благополучие моего сына зависело от урожаев.
— Я понял. Обыщу главную башню ещё раз, подвал проверю, склеп.
— Только так, чтобы никто ничего не заподозрил. А то начнутся беспорядки.
— Я буду очень осторожен, — пообещал Бари.
Янара открыла окно и посмотрела вниз. Таян отчитывала няньку, стоящую возле переносной колыбели.
— Ты не умеешь считать до ста? — зло звучал низкий голос.
— Умею, — пробубнила полная женщина, пеленая ребёнка.
— А до трёх?
— Умею.
— Я велела тебе досчитать три раза до ста и унести Бертола с солнца. — Таян хлопнула ладонью по согнутой спине няньки. — Не затягивай сильно! Это младенец, а не полено!
— У нас в деревне все так пеленают. Чтобы ножки были ровными.
— У него ровные ножки. Куда ещё ровнее?
— А у нас в деревне одна дура так запеленала ребёнка, что он задохнулся, — отозвалась кормилица, сидя на лестнице.
Её дочка выпустила изо рта влажный сосок и захныкала.
— Кушай, милая, кушай, — проговорила нараспев кормилица, покачивая девочку на коленях. — А то сейчас придёт мальчик Бертол, высосет всё молоко, тебе ничего не достанется.