Малика мысленно благодарила бывшего наместника, который почти каждый вечер заставлял читать ему законник Ракшады. В то недалекое время она злилась, путаясь в непонятных названиях и мудреных именах, но беспрекословно подчинялась. Как только окна затягивали серые сумерки, спешила в кабинет, прижимая к себе потертый том. У многих указов озвучивала начало, некоторые дочитывала до середины; наместник отмахивался, и она листала дальше. А законы о наказании женщин – за взгляд, за слово – перечитывала несколько раз, уже лежа в своей постели. Ракшадок либо закапывали по шею в раскаленный песок, либо сбрасывали со скалы в море.
Малика не понимала странную прихоть немощного человека – интересоваться законами и историей Ракшады. Этого не понимала и сейчас. Но неизменно в молитве перед сном припоминала имя наместника, отводя ему роль спасителя. И пусть ее не сбросили в море, как приказал воин, а подвергли жестоким мукам, но, промолчав, она могла уже быть чьей-то наложницей в далекой и дикой Ракшаде.
Малика поворочалась в кровати, прислушалась к утихающему дыханию Йола. Старик с трудом переносил сухой воздух и ночами громко хрипел. Дождь за окном и долгожданная прохлада сегодня успокоили его утомленную грудь. Хрип плавно перетек в сопение, и вскоре над стариком повисла тишина. Чего нельзя было сказать о Муне. Захлебнувшись храпом, он частенько выплевывал какое-нибудь дедовское ругательство и вновь забывался сном.
Малика подоткнула себе под спину подушку, посмотрела на затуманенное дождем окно. Мысли понеслись, как шустрые ящерицы, отгоняя сон и заставляя заново пережить последние дни.
Две недели назад, когда Малика пришла в себя, первым человеком, кого она увидела, была дремавшая в кресле белокурая девушка в белоснежном платье. И первое, что пришло на ум – ангел. Запомнился испуганный и в то же время радостный взор голубых, как весеннее небо, глаз. Ангел выпорхнул из спальни, и из коридора донеслись торопливые, совсем не ангельские шаги.
В комнату вошел маркиз Ларе. Малика его узнала – на приеме в замке Адэра он единственный смотрел на нее прямо. Маркиз притронулся к ее лбу, взял за запястье, принялся считать пульс. Из-за его плеча вынырнули Мун и Йола. Бедные старики... Мун упал на колени. Прижался к руке шероховатыми губами и расплакался. Йола прикоснулся к ее подбородку. Ноющая боль стихла, будто перетекла в острые пальцы старца.
Вдруг ее окутало облако нежности – это Вилар. Золотистые глаза влажно блестели, губы, растягиваясь в улыбке, подрагивали. И тотчас в тело впились колючки – за спиной маркиза возвышался правитель. Малика почувствовала исходивший от него страх.