– Мальчик помог нам найти Малику, – закончил фразу Адэр и обратил взор на Йола.
– Морской народ не воюет с преступниками, – тихо произнес старик, стиснув костлявыми пальцами острые колени.
– Я не хочу привлекать посторонних людей и давать широкую огласку этому делу. Возможно, у бандитов есть пленники, и они пожелают оставить свое унижение в тайне. Вы ведь тоже не хотите, чтобы на каждом углу обсуждали Малику и ад, через который она прошла, – сказал Адэр и затаил дыхание в ожидании ответа.
Йола упорно молчал.
– Может, среди пленников есть ориенты, – предположил Вилар.
Взор Йола оставался непреклонным.
Адэр подошел к окну, оперся руками на открытые створки:
– Идите спать.
– Мой господин, – раздался несмелый голос Муна.
– Помолчи, – шикнул на него Йола.
– Мой господин! – вновь проговорил Мун уже решительно. – Я хочу рассказать одну давнюю историю.
– Мне не до историй, – сказал Адэр устало.
– Прошу вас, присядьте.
– Правитель не хочет слушать, – упорствовал Йола.
Адэр чувствовал себя опустошенным и подавленным. Но разногласие между стариками насторожило.
– Пожалуйста, присядьте, – настаивал Мун.
Адэр придвинул к нему кресло. Сел. Удивленно посмотрел на Йола – из кроткого и чудаковатого человека он превратился в настороженного хищника. Адэр не успел понять, в какого именно.
Внимание от Йола отвлек осипший голос Муна:
– Родина ориентов, наша с Йола родина, – город-остров Ориенталь – находится посреди Тайного моря. Морской народ частенько приплывал в Порубежье, чтобы обменять рыбу на всякую утварь, которой не было на острове. Кто-то возвращался обратно, кто-то оставался здесь. И вскоре нашей родиной стало нечто единое – Ориенталь и эта страна. В то время она называлась Грасс-дэ-мор. И все было бы хорошо, если бы после ливневых дождей, которые несколько месяцев топили землю, и после сильных землетрясений неожиданно не наступила засуха. Из-за удушливой, убийственной жары море ушло вниз, покатые берега превратились в крутой обрыв, земля растрескалась и покрылась солью. Грасситы, так назывался народ Грасс-дэ-мора, покидали селения и уходили вглубь страны. Ориентам ничего не оставалось, как держаться подле моря. Наши легкие не приучены дышать пылью и зноем.
Мун печально улыбнулся как человек, вспомнивший навеки утраченное детство: