Дильдаль был несколько раздражен тем, что Эйлас оказался свидетелем расчета: «Так что же? Что вы будете есть?»

«А что вы можете предложить?»

«Чечевичная похлебка подгорела, ее сегодня не будет».

«Мне показалось, что друиды ели свежую жареную форель. Вы могли бы поджарить для нас пару форелей и подать салат из огородной зелени и водяного кресса. Друиды ели что-то еще — что это было?»

«Мой особый деликатес: хвосты раков с вареными яйцами и горчицей».

«Подайте нам этот деликатес тоже, а также хлеб, масло — и, пожалуй, фруктовый компот».

Дильдаль поклонился: «Как прикажете. Вы пьете вино?»

«Принесите нам флягу вина, достаточно доброкачественного, но не слишком дорогого; при всем, пожалуйста, учитывайте, нашу бережливость. Она не уступает прижимистости друидов».

Эйлас и Татцель не смогли придраться ни к чему, что им подали на ужин, а Дильдаль вел себя почти прилично. Татцель, однако, с подозрением поглядывала на него исподлобья: «Он часто делает какие-то пометки мелом на своей доске».

«Пусть делает пометки хоть до скончания века. Если он слишком много о себе возомнит, тебе достаточно объявить, что ты — леди Татцель из замка Санк, и он тут же язык проглотит. Знаю я его породу».

«Но я думала, что я — рабыня Татцель».

Эйлас усмехнулся: «Верно! В связи с этим обстоятельством твои претензии могут не произвести должного впечатления».

Они поднялись в свои комнаты и улеглись на разные постели; ночь прошла без происшествий.

Утром им подали на завтрак овсяную кашу с беконом и вареными яйцами. Затем Эйлас подсчитал в уме, сколько примерно он должен был заплатить за гостеприимство Дильдаля: десять медных грошей — или полфлорина серебром.

Эйлас подошел к стойке, чтобы уплатить по счету; Дильдаль быстро потер руки и всучил ему счет на три серебряных флорина и четыре гроша.

Эйлас рассмеялся и отбросил счет: «Я даже не буду с вами спорить. Вот полфлорина серебром, и еще два гроша — потому что мне понравилась горчица. Предлагаю вам эту сумму в уплату за постой и ужин — вы ее принимаете?»

«Конечно, нет!» — возмутился Дильдаль; лицо его покраснело, нижняя губа отвисла.

«Тогда я заберу деньги — всего хорошего».

«Вы меня так просто не проведете! — взревел Дильдаль. — У меня под рукой подписанное вами обязательство! Вы отказались платить по счету — следовательно, я предъявляю право на ваших лошадей!»

Эйлас и Татцель собрались уходить. Обернувшись, Эйлас сказал: «Предъявляйте, сколько заблагорассудится. У меня нет лошадей. Вчера, перед тем, как сюда придти, я обменял их на лодку. Прощайте, Дильдаль!»